Это изучение мы начнем с того момента, когда толпа выбрала Варавву, после чего Господь подвергся бичеванию и был предан на распятие. Четыре Евангелия описывают все детали одного и того же события по-разному. Это хорошо заметно на ниже приведенной таблице. Когда же все четыре Евангелия упоминают одно и то же событие, то это, похоже означает, что Дух придавал ему особое значение. То, что толпа предпочла Варавву Господу славы, является одной из составляющих Страстей Христовых, описанной всеми четырьмя евангелистами. О Варавве сказано достаточно, для того чтобы понять, каким он был злодеем (Мф 27,16; Мк 15,7; Лк 23,19; Ин 18,40). То, что люди отвергли Праведника, непорочного Агнца Божия и предпочли Ему такого человека, является трагедией всего рода человеческого, всего нашего естества. А ведь то была экклесия того времени, сделавшая свой подлый выбор, распяв Господа Иисуса.

Всё то же естество, всё та же слепота существует во всех нас. Душевное сопереживание всей процедуры суда и распятия, может перевернуть наше врожденное естество, почувствовать стыд за всю нашу человеческую породу. Впрочем, похоже, что сильное чувство стыда за род людской дано испытать очень и очень немногим.

На Господа Иисуса, возможно, произвело сильное впечатление желание Пилата освободить Его. И нам не стоит при изучении причин распятия выпускать это из вида. Любой обладатель человеческого естества, наверняка почувствовал слабое недовольство, если бы Пилат, вдруг, ни с того ни с сего, взял и отпустил бы Его. А это, в случае с Иисусом, было очень возможно, ибо все ветхозаветные образы указывают на спасение в самый последний момент. Очень может быть, что возглас, “Элои! Элои! ламма савахфани”, был намеком на овна, запутавшегося в чаще рогами своими (см. ниже). Как будто Он хотел сказать: “Зачем Ты запутал Меня, как овна, и не спас Меня в последний момент, как Ты спас Исаака?” Если Господь думал о спасении в последний момент (а Он думал о нем, по крайней мере, в Гефсимании), то напряжение, испытываемое Им, должно было быть очень большим. Вероятно во время страданий Он испытывал большое искушение снова и снова повторять: “Да минует Меня чаша сия...” Впрочем, Он также хорошо сознавал, что ответом на Его молитвы было совершение воли Отца. Но Господь также хорошо знал, что Пилат на Пасху, по обычаю Иудейскому, как Пасхального агнца, отпускал, в знамение освобождения Израиля из Египта, одного из пленников. Должно быть эта мысль не покидала Господа. Ведь это Он был Агнцем, а также образом всего освобождаемого народа. Буду ли Я освобожден, как были, и еще будут освобождены они? Однако, если Я Агнец, то перед освобождением Я должен умереть? “Боже Мой! для чего Ты Меня оставил (запутал)?” Его просьба, чтобы чаша минула Его... Всё это достаточно убедительно говорит о том, что Господь, хотя до этого и много говоривший о смерти, не был полностью готов к ней, когда она вплотную приблизилась к Нему. То, что Он обладал исключительным даром в изучении Ветхого Завета (в одной Его фразе можно найти восемь, а то и больше, прямых ссылок на ВЗ), говорит о том, что Его мучило правильное толкование понимания приближающейся смерти. Он знал, что 21-й Псалом прорекал о Его страданиях, но Он также хорошо знал, что по всеобщему признанию Иудеев этот Псалом был мидрашем, или же комментарием на историю Есфири. [ Когда, во времена Есфири евреев хотели повесить (распять), они воззвали к Богу вопрошая, почему Он их оставил, после чего они были спасены, да так, что вместо их были распяты их враги] . Не стоит принижать значение Его собственных размышлений по подобным вопросам. Дух Христов, сущий в пророках, “предвозвещал Христовы страдания” (1Пет 1,11), однако предвозвещал о них в образах. А это всегда дает возможность для сомнений, даже несмотря на то, что Он и знал, “что с Ним будет” (Ин 18,4). Сомнение не грех. Другой Псалом предвозвещает: “При умножении сомнений моих в сердце моем, утешения Твои услаждают душу мою” (Пс 93,19 – по одному из переводов). А потому, когда Он почувствовал Себя оставленным, подобные размышления должны были лишь увеличивать Его духовные страдания.

Всё Евангелие целиком говорит, что Христос отдал Свою душу, жизнь по Своему собственному желанию, и об этом не стоит забывать при нашем размышлении о причинах распятия. Его отказ отвечать Пилату означает то, что Пилат должен был осудить Его (Мк 15,4). Молчание Господа сильно удивляло Пилата, ибо выглядело так, как будто Христос Сам хотел, чтобы Он был осужден.

Мы часто говорим о том, что во время страданий сознание Господа было особенно ясным. Он был преисполнен словом Божиим, видя образность происходящего гораздо более отчетливее, чем то можем видеть мы. От издевательского венца из терна в самом начале, до иссопа в конце, всё было образами Его (иссоп был исполнением образов, описанных в Исх 12,8,22; Лев 14,4,6,49-52; Числ 19,6,18). Очень часто в Его словах видят семь, или восемь очень уместных ссылок на Ветхий Завет. Подумайте над Его ответом Пилату, “ты не имел бы надо Мною никакой власти, если бы не было дано тебе свыше” (Ин 19,11), который был ссылкой на пророчество из 8-й главы книги пророка Даниила об укреплении власти Рима, “хотя и не его силою”. Или то, что место Его распятия “было недалеко от города” (Ин 19,20), что подразумевало виновность Иерусалима в Его крови (Вт 21,3). Или же то, когда насмешливое, “се, Человек!”, напомнило Ему Зах 6,12, где о Нем говорится как о иерее великом, на голову Которого возлагаются венцы из серебра и золота, и о котором, когда Его представляют Израилю, говорится теми же словами: “Вот Муж...” (= “Се, Человек”). Должно быть Господа утешала и поддерживала мысль о том, что перед Отцом Он, по мере исполнения Им Своих священнических обязанностей, был увенчан славой. Однако для насмехавшихся над Ним людей, всё тогда выглядело совсем, совсем в ином свете. Иисус обладал ни с чем несравнимыми духовными способностями, которые Он целиком посвятил слову Отца, а потому Он должен был очень хорошо сознавать всю образность происходящего. До самой смерти. И это должно было сильно подкреплять Его. Точно так же Бог может следить и за нашими испытаниями, тогда как мы можем черпать свои силы для преодоления их в Его слове. Очевидно, что в Нем, как в Человеке являвшем Собой Сына Божия, с Его повышенным чувством справедливости и отличным знанием законов Иудеев, возгоралось резкое неприятие затянувшегося над Ним совершенно несправедливого судилища. Должно быть Им владело сильное чувство, что Его возненавидели без вины, что евреи преследуют Его несправедливо (Пс 68,5). “Как будто на разбойника вышли вы... каждый день с вами сидел Я, уча в храме, и вы не брали Меня” (Мф 26,55). “Что спрашиваешь Меня? спроси слышавших, что Я говорил им... если Я сказал худо, покажи, что худо; а если хорошо, что ты бьешь Меня?” (Ин 18,21-23). Все это указывает на Его острое чувство несправедливости происходящего. Должно быть в Нем всё перевернулось, когда Он увидел, как Пилату принесли воду для показного умывания рук. И всё же Его слова являют сострадание Пилату, дабы тот ненароком не подумал, что причиной смерти Иисуса был исключительно он один (ср. Ин 19,11 с Ин 13,27, когда Он предоставлял Иуде шанс для покаяния). Господь не плыл по течению, полагая, пусть всё будет так, как будет. Он противостоял несправедливости. Похоже, из-за этого Он даже немного гневался. И это могло Его подталкивать к страшной пропасти греха. Обладание Им человеческого естества, а значит и возможности к грехопадению, говорит о том, что в Его жизни были минуты, когда Он был в опасной близости от греха. Однако Он не опасался приближаться к этой ужасной пропасти, как не опасался изнурительных испытаний толпой, во время которых возможность духовного падения многократно увеличивается. Он пришел явить славу Отца, а Его пищей и питием было творить волю Его. Всё это, в общей сложности, и являлось причиной, по которой Он был распят.