46 Грешный город назван “святым” только потому, что Иерусалим так будет называться лишь во времена грядущего Царства после великого покаяния (Ис 1,26). А это – вменение праведности! И еще раз мы видим, как Писания излучают, буквально дышат духом милости, духом благодати. То, что ругавшиеся над Господом Иудеи умерли в своих постелях, то, что осуждение не сразу же пало на их головы, то, что не раскаявшийся злодей мог быть спасен так же, как и раскаявшийся, то, что о сомневающемся, но отдавшем свой голос за распятие Сына Божия в Евангелиях написано так хорошо, и многое, многое другое в Писаниях, говорит о безмерном милостивом отношении Бога к людям.

47 Сотник дважды сказал: “Истинно человек этот был праведник (у Луки)... истинно Человек Сей был Сын Божий (у Марка)”. И мысленно, возможно, прибавил: “А я распял Его”.

48 Под народом, сошедшимся на это зрелище, могла подразумеваться толпа, теснившаяся вокруг креста, когда Господь перед смертью произносил Свои последние слова. Женщины также видели Его безжизненное тело издали. Похоже, что это описание побуждает и нас представлять нашего Господа в таком же точно виде – мертвого, но одержавшего победу. Ибо только так было действительно проклятие из Вт 21,22,23: “ибо проклят пред Богом [всякий] повешенный [на дереве]”. Если бы это проклятие относилось к еще живому Господу, оно потеряло бы всю свою силу. Оно просто бы потеряло всякий смысл. Следует помнить, что распятие была казнью не Иудеев, а Римлян. Второзаконие не писалось с мыслью о распятии, ибо в те времена в обычае было выставлять на древе уже мертвое тело грешника во свидетельство и напоминание другим (ср. с повешением тела Саула). Последствием греха было проклятие, а потому любой, умиравший за свои грехи грешник, нес на себе проклятие Божие. Таких полагалось быстро похоронить, что было образом того, что Бог не хотел смерти беззаконника. Господь умер смертью грешника. Он понес на Себе наши грехи, а значит и наше проклятие (Гал 3,13,14). Любой проклятый, осужденный грешник, чье тело выставлялось на позор, становится образом безгрешного Сына Божия. Он послужил позором час или два (пока Иосиф не получил разрешение на Его похороны), совершенно полностью явив Собой простого грешного. После чего, потому что Богу не было угодно такое осуждение греха, тело было снято и погребено.

Биение себя в грудь, является образом покаяния грешника (Лк 18,13; Мф 11,17; перевод епископа Кассиана). Тогда были открыты “помышления многих сердец” (Лк 2,35). Крест ведет нас к покаянию. Пророчество о покаянии Иудеев, видящих Его пронзенное тело, может рассматриваться как первоначальное исполнение его при распятии.

49 Женщины, без всякой надежды и мало чего понимавшие, беспомощно стояли и смотрели издали на распятие. Они следовали за Ним и служили Ему еще с Галилеи. И то, что о них упоминается при кресте, говорит о преданности их служения Господу. Они продолжали служить даже тогда, когда просто стояли и смотрели.

В Евангелиях сильно подчеркивается то, что люди смотрели и видели при кресте (Мф 27,54,55; Лк 23,35,47-49; Ин 19,35). Так что Он привлек глаза всех людей к Себе (Ин 12,32). Что-то было (и есть) притягательное в кресте.

50 Мысли, вызываемые словом “пронзили”. Симеон пророчествовал, что оружие пройдет душу Марии так же, как и душу Христа, Сына ее (Лк 2,35). Это одна из причин полагать, что Мария все еще оставалась при кресте, когда умер Господь. Могло быть и так, что Иоанн отвел ее к себе домой, обняв за плечи и не давая ее вернуться обратно к кресту, куда ее влекли материнские чувства. После чего Мария незаметно, почти по его пятам, или же другой дорогой, вернулась, скрываясь в толпе, чтобы ее не заметил новый сын, Иоанн. Лично мне кажется, что именно так все и было. Из пророчества Симеона о завернутом в пеленах очаровательном Младенце, которого он держал на руках, похоже, следует, что душа Марии была пронзена тогда, когда была пронзена и душа Господа. Не следует ли из этого, что внутри ее раздался душераздирающий крик, когда она увидела, как копье входит в бок ее Сына, а из раны вытекает кровь? Все время Ему кричали, чтобы Он сошел с креста! Вероятно ее сердце при этом билось с удвоенной силой – сойдет, или не сойдет? Она помнила урок, полученный в Кане – не принуждать Его по любому поводу творить чудеса. А потому она и не искала встречи с Его взглядом, чтобы глазами умолять: “Ну, сделай же это, хотя бы ради меня”. И все же она была всего лишь человек, а потому и надеялась сверх надежды. И вот, все кончено. Он умер. Больше не оставалось никаких надежд – ее душа была пронзена. Много лет назад Сам Яхве прорек: “И они воззрят на Меня, Которого пронзили, и будут рыдать о Нем” (Зах 12,10; евр.) Из использованных здесь местоимений видно, что Бог на кресте был во Христе, примиряя с Собою мир (2Кор 5,19). Когда пронзили Сына, был пронзен и Отец. Так что, когда пронзали Сына, оба Его родителя были объединены страданиями Сына. Когда был пронзен Сын, были пронзены Отец и мать. И в этом состоит чудо и трагедия Божественной семьи.

Нас очень редко интересуют отношения между Отцом и Марией, красоту и чудо которых обезображивает понятие о предвечном существовании и полнейшем обожествление Христа. Когда же Его естество правильно понято, тогда, воистину, открывается чудесная картина отношений между Господом, Отцом и матерью. На эту тему можно размышлять и размышлять, делая такие предположения, от которых захватывает дух (например, являлся ли Господь Своей матери после воскресения, или же какими будут их отношения в Царстве?)

Евангелие от Луки побуждает нас представить себе, что Иосиф, снимая тело с креста, пользовался лестницей, при помощи которой, возможно, вешали надпись. Впрочем, из Деян 13,29 можно предположить, что тело с креста для Иудеев (и Иосифа тоже) сняли Римские воины. Из того, что “Пилат приказал отдать тело”, следует, что приказ был дан кому-то из его подчиненных. Тогда что же скрывается за тем, что Иосиф взял тело и обвил его плащаницей? Можно ли представить, что он унизился перед толпой до того, что стал помогать воинам вытаскивать гвозди из положенного на землю креста с телом? Или же он имел такое положение и влияние, что смел приказывать воинам делать что-то, что считалось так, как будто это было сделано им самим? Однако, также нет никаких причин для сомнений в том, что он сам, пройдя по нейтральной земле, разделявшей толпу от креста, смиренно сам снял тело с креста, слыша громкий шепот, проходящий в толпе о том, что он осквернил себя перед праздником, прикасаясь к крови и мертвому телу. Для Иосифа снятие тела было самопожертвованием, было подвигом не только духовным, но и социальным и физическим. О нем сказано, что он был “знаменитый член совета”, или же, человеком, имевшим почет, власть и влияние. И такой человек смирил себя перед этим древом. “И, сняв его” – звучит так, как будто тело было снято с все еще стоявшего креста. Или крест, под внимательным руководством Иосифа, был положен в горизонтальное положение? Прикосновение его к мертвому телу означало, что он не мог совершить Пасху (Числ 9,9,10). Для народа должно быть было очень необычно видеть, как знаменитый начальник Израилев открыто предпочитает распятое мертвое тело Назорея соблюдению закона Моисеева. Почти параноидальное стремление к ритуальной чистоте на Пасху каждого еврея означает, что действия Иосифа при кресте резко затрагивали чувства всех присутствующих Иудеев.

Бывает трудно отличить, умер человек или нет. Однако в теле Господа было нечто такое, что само говорило о том, что Он испустил дух Свой. “И видевший засвидетельствовал, и истинно свидетельство его; он знает, что говорит истину, дабы вы поверили” (Ин 19,35). Разве мы не чувствуем за этими словами человека, который, несмотря на богодухновение, ищет, и никак не может найти, подходящих слов, чтобы выразить то, что хотелось бы? Ибо он видел то, что не по силам описать человеческим языком.

Из-за того, что из Его бока вытекла кровь и вода, возникает вопрос, постился ли Господь перед распятием, или же просто освободил Свои внутренности в Гефсимании? Полагают, что кровь и вода истекли, потому что копье прошло с правой стороны Господа над пятым ребром, пронзив предсердие (из которого вытекла кровь) и околосердечная сумку, откуда вытекла сукровица, сильно похожая на воду. Однако есть и такие, которые заявляют, что истечение крови и воды было еще одним чудом, а потому Иоанн именно для них написал то, что он видел на самом деле. И он также добавляет, что это написано для того, чтобы поверили. Из чего следует, что размышления о кресте укрепляют веру, а также увеличивают понимание греха и важности покаяния.

То, что кровь вытекла прямо из сердце Господа дает нам высокое и глубокое наставление, ибо Он отдал кровь Свою, Самого Себя, самое сокровенное – душу Свою. Можно служить Богу, творя добро, трудясь на Его ниве, но не прилагая к тому своего сердца, своей души. Крест призывает нас отдавать себя целиком, отдавать самого себя, всю свою жизнь, всю свою душу.

51 Дважды подчеркивается, что Иосиф был членом совета. Как и Никодим (Ин 3,1). Весь совет единогласно осудил Господа на распятие (Мк 14,64). “Весь синедрион” (Мк 15,1) был согласен с тем, что делали первосвященники. Они “все”, “все множество их” отвели Иисуса к Пилату (Лк 22,66,70; 23,1). Хотя об Иосифе и сказано, что он не участвовал “в совете и деле их” (Лк 23,51), однако кажется, что это его неучастие было внутренним, и не выставлялось наружу. Только при кресте оно стало явным так же, как и его вера. Слова закона, “не давай руки твоей нечестивому, чтоб быть свидетелем неправды” (Исх 23.1) должно быть разрывали его сердце на части. Может быть, конечно, было и так, что эти двое не присутствовали на совете, когда Иудеи, нарушив свой собственный закон, единогласно вынесли смертный приговор невиновному. Однако я, чисто интуитивно (и только интуитивно) считаю, что они голосовали за смерть Господа, что оба участвовали в обсуждении того, во что был вовлечен “весь совет”, подыскивая что-нибудь из жизни Господа, за что можно было бы обвинить Его (Мк 14,55). Они могли не соглашаться с советом в глубине своих сердец, но не выказывая этого наружу. В Деян 13,27-29 почти до боли просматриваются образы Иосифа, Никодима и остальных членов Синедриона: “и начальники их... исполнили слова пророческие... и, не найдя в Нем никакой вины, достойной смерти, просили Пилата убить Его.... [и], сняв с древа, положили Его во гроб”. Они просили Пилата убить Его точно так же, как позже Иосиф просил у того же Пилата Его тело (Мф 27,58). Все выглядит так, как будто Иосиф также открыто просил тело Иисуса, как прежде открыто просил Его распятия.

Оба они были тайными учениками, боясь потерять свое положение среди Иудеев. Они открылись только после смерти Господа. Думаю, что они были непосредственно причастны к смерти Сына Божия. Однако по милости Божией, об Иосифе написано, что он был человеком добрым и правдивым, что он был, хотя и тайным, Его учеником.

Все Писания буквально светятся милостью Божией. Так о самоубийстве Иуды написано только у Матфея, остальные три Евангелия хранят об этом красноречивое молчание. Бог, придуманный людьми, обязательно уделил бы много внимания тому, что предавший Его Сына, от стыда наложил на себя руки. Бог же всякой благодати выше того, чтобы уделять в Своем слове слишком много внимания мести.

Если Господь умер в 3 часа дня, солнце зашло в 6 часов, а это значит, что всего лишь три часа потребовалось Иосифу на то, чтобы пойти к Пилату, умолить его отдать тело, чтобы Пилату за это время узнать, действительно ли умер Иисус, а Никодиму купить для погребения благовония. Иосиф с Никодимом почти мгновенно решили, что им следует делать. И в этом наставление для нас – видение креста заставляет нас делать то, что нужно делать, то, что очевидно важнее всего на свете, чему мы отдаем себя целиком, чтобы сделать как можно больше и лучше. Иосиф и Никодим, вероятно, думали о том, что они мало чего сделали Иисусу при жизни, и что даже теперь, из-за отсутствия времени, они не могут похоронить Его так, как им того бы хотелось. Всё было против них. Внутри возрастало отвращение и презрение к самим себе, смешанное с любовью и преданностью Господу всей благодати. И в то же самое время также увеличивалось горячее желание Бога принять то малое, что они могли сделать из-за отсутствия времени, из-за обстоятельств мира сего, из-за Иудеев, из-за прошлого, которого уже нельзя было изменить, из-за их собственного человеческого естества, из-за того, что все, буквально все, препятствовало явить им высокодуховную набожность.

52 Иногда тело отдавалось самым близким родственникам. И тут Иосиф открыто показал свою близость с эти распятым Человеком. В это время он еще не верил твердо в воскресение. Только и исключительно из-за любви к этому распятому Человеку он было готов пожертвовать своим положением в обществе, своими материальными благами, своей жизнью, был готов к унижениям перед ненавистным Пилатом, чтобы осмелиться прийти и просить у него тело. Только самым близким родственникам можно было делать это. И он уже чувствовал свое новое отношение к Господу и, несмотря на то, будет он воскрешен или нет, он уже сейчас хотел открыто таким способом заявить перед всем миром о своей причастности к Нему. Такое влияние на него произвела смерть Господа.

53 Иосиф Флавий пишет, что на кресте люди обычно умирали около двух дней. Господь умер быстрее. Для того чтобы распятый умер быстрее, (а не для того чтобы он не убежал, как думают некоторые) ему переламывали ноги. И это подтверждает мысль о том, что на кресте должна была находиться подставка для ног, на которую мог бы опираться распятый, чтобы продлить себе жизнь. “На кресте часто прикреплялась небольшая подставка, называемая “седлом”. Когда распятый, время от времени опирался на нее, кровь начинала поступать и в верхнюю часть тела... когда мучения распятого приближались к концу, тогда следовал следующий этап – ему переламывали ноги. А это означало, что он больше не мог продлевать свою жизнь, опираясь ногами на подставку и тем самым уменьшая нагрузку на руки. После этого очень скоро останавливалось сердце”⁽¹⁾.

Мне кажется, что если уж Господь отказался от обезболивающего, отказывался утолять жажду до самого конца, если Он добровольно отдавал Свою жизнь, то Он и не опирался на это “седло”, тем самым увеличивая Свои муки и ускоряя приближение смерти. Если распятый не опирался ногами на подставку, то весь вес тела приходился на межреберные мышцы, что сильно затрудняло дыхание. Воздух не поступал в легкие, и они быстро заполнялись двуокисью углерода, что становилось причиной смерти от удушья. И то, что Господь, не опираясь ногами на “седло” все же старался что-то сказать людям, говорит о Его исключительном самообладании, любви и желании блага для других. А это, в свою очередь, должно вдохновлять и нас все время следить за собой, чтобы и в нас ни на мгновение не затухало желание общаться с другими людьми. Сенека (Dialogue 3) пишет: “Стоит ли отягощать себя чем бы то ни было, когда висишь на пронзенных гвоздями руках на лобном месте... [в ожидании] окончания наказания (или же смерти)?” (quoted in Martin Hengel, Crucifixion In The Ancient World, Fortress, 1977). На деле распятый, опираясь на подставку, лишь продлевал свои предсмертные мучения. Если Господь не опирался на нее, то из-за исключительной слабости. Тот же комментатор⁽¹⁾ пишет: “Если человек висел только на руках, то кровь начинала поступать лишь в нижнюю часть тела. После шести, двенадцати минут кровяное давление падало на 50%, тогда как пульс увеличивался вдвое”. Господь должен был слышать каждый удар Своего сердца, а потому и ощущать приближение смерти (см. 37). И все же, несмотря на сильную слабость, несмотря на знание, что Его сердце вот-вот остановится, убежден, Господь оставался в полном и совершенном сознании. Глубоко в Себе Он был сосредоточен на Отце и Его слове. Несколько Псалмов говорят нам о Его буквальных страданиях: “Сердце мое трепещет; оставила меня сила моя, и свет очей моих, - и того нет у меня... Изнемогает плоть моя и сердце мое: Бог твердыня сердца моего и часть моя вовек” (Пс 37,11; 72,26).