Не мудрствуя лукаво, Бог ненавязчиво, но в то же время изящно, показывает Свою духовную высоту через Писания. Так Он начинает Свое откровение о создании мира почти с незаметного примечания, “и звезды” (Быт 1,16). О всём бескрайнем величии творения Вселенной, которая несомненно во много раз превосходит по всем параметрам нашу планету, сказано как бы между прочим. О том, как в действительности происходило воскресение Господа Иисуса, так же мало сказано – мы узнаем о нем лишь от свидетелей, приходивших к гробу да от тех, кто позже встречался с Господом. Не богодухновенное Евангелие от Петра, 39-42 подробно описывает восстание мертвого тела Господа, что тут же и выдает его не богодухновенность, выдает заметное отсутствие высокой духовности, присущей всем богодухновенным писаниям. Так же стоит отметить и “немногословие” Бога в описании важных событий. Крещение учеников, где и как Господь встретился со своей матерью после воскресения (а Он должен был встретиться с ней), перемена Савлом своего имени на имя Павел, раскаяние Аарона после греха с золотым тельцом – всё это осталось за кадром. Евангелисты, в противоположность современным им, но не богодухновенным писателям, совсем никак не восхваляют ни великолепие храма, ни сам Иерусалим. И, особенно, высота этой духовности видна в описании распятия. Очень интересно и полезно еще раз перечитать то, что написано о нем, особенно в 19-й главе Евангелия от Иоанна, обращая внимание на прилагательные (см. церковнославянский и, конечно, греческий). Их там просто нет. Прочитайте хотя бы одну страницу любого писателя или же историка – она изобилует прилагательными. В еврейском языке мало прилагательных, а потому очень часто, вместо него, используется словосочетание, “сын” чего-то. Так в Лк 10,5,6 мы читаем о “сыне мира”. Или же о “муже языка” (Пс 139,12, церковнославянский, в синодальном переводе: “злоязычный”). Еврейский язык часто отражает характер Бога. Но лучше всего Его безыскусное откровение Себя видно из вдохновенного описания смерти Его Сына, ибо в нем нет не только прилагательных, но и абсолютно ничего искусственного и натянутого. Лучшей иллюстрацией тому является описание самого пропятия гвоздями, ибо о нем сказано вскользь, как о деле само собой разумеющемся. Или же “рассказ” о том, как Мария, приняла Господа за садовника. Так же ни слова о переживаниях женщин, Иосифа и Никодима, когда они, вынимая гвозди, снимали тело Господа с креста. Только Матфей упоминает о самоубийстве Иуды, ибо Отец не придает большого значения тому, что человек, совершивший самый ужасный поступок из всех, который мог бы совершить человек – предательство бесподобного Сына Божия – пошел и сам себя лишил жизни (тем самым окончательно погубив себя). Если бы это был мой сын, мне бы захотелось как-то по особенному отметить это. Но то я, а то Всемогущий. Так же не верится и в то, что убившие Сына Божия не были тут же наказаны. Осуждение 70-го года Н.Э. пришлось на следующее поколение. Все те, кто насмехался над страданиями Спасителя, насколько нам известно, умерли в своих постелях. Да и сама Римская империя просуществовала еще очень и очень долгое время. Впрочем доподлинно не известно, возложил ли Бог вину, а если возложил, то до какой степени, на воинов, приводивших приговор в исполнение. Еще одним ярким признаком богодухновенности является то, что в Новом Завете часто не встречаются самые очевидные и бросающиеся в глаза пророчества. Например, Ис 53,7: “Он истязуем был, но страдал добровольно и не открывал уст Своих; как овца, веден был Он на заклание, и как агнец пред стригущим его безгласен, так Он не отверзал уст Своих”. Любой писатель “из человеков” нашел бы в таком подробном исполнении пророчества неиссякаемый источник для вдохновения. Но не Всемогущий. В еврейском, как и во всех семитских языках, совсем отсутствуют превосходные степени. Они не нужны Богу. И описание креста классический тому пример. Сказанное о воскресении отражает тот же аспект высоты духовности. В противоположность не богодухновенным “евангелиям”, воскресение подробно не описывается. Всё, что нам говорится, так это то, какое влиянии оно оказало на Его учеников.

Высокая духовность Всемогущего Бога также видна еще и в том, что все присутствующие в синедрионе (включая и Иосифа) признали Иисуса повинным смерти через распятие (Мк 14,64). Бог как бы не замечает отсутствие смелости Иосифа встать на защиту Господа, а потому и говорит о нем в таких светлых духовных тонах. То, что он не признал Иисуса повинным смерти, находилось глубоко внутри него. Если бы о нем писал я, то это выглядело бы так: “Всё, что ты сделал, так это уклонился от голосования”. Однако о нем писал не я.