7 Из преданий известно, что ведущемуся на распятие предлагали взять крест, после чего жертва подставляла руки, чтобы получить его, и несла его до места казни. Господь, прорекая смерть Петра, говорил, что он прострет руки свои и его поведут распинать на крест (Ин 21,18). Господь же подчеркивал в Своем учении, что мы сами должны, как и Он, брать свой крест (Мк 8,34; 10,21). А отсюда можно предположить, что Господь принял смерть по Своему Собственному желанию, что никто у Него не забирал жизнь/душу, что Он Сам отдал ее. Что Он Сам, согнулся и подставил плечи под крест, еще до того, как воины успели предложит его Ему. Думаю, что это было сделано Им как бы вскользь, примерно так, с как это было сделано с преломлением хлеба и подачей чаши в Мф 26,26. Он хорошо знал значение преломления хлеба. Его готовность взять крест резко отличалась от нежелания злодеев, да и всех прочих жертв. Воины, должно быть действительно были совсем ослеплены, если все еще продолжая издеваться над Ним, несмотря на все признаки того, что перед ними находился совсем не простой Человек. Это древо, возложенное на Его плечи Отцом, Господь взял буквально, однако оно было еще и образом наших грехов, которые были возложены на Него (Ис 53,6) – твоя лень почитать Библию сегодняшним утром, мой похотливый взгляд на женщину в автобусе, его нелюбовь своей тещи... это древо стало образом всех этих, как и многих других, грехов. И всё это мы возложили на Него. Наша лень, наша ненависть и злоба, наша глупость, наше слабоволие... всё это стало причиной неизбежности смерти Иисуса. Он прошел через все страдания и издевательства, чтобы “запечатаны были грехи и заглажены беззакония” (Дан 9,24). Неужели нам нечем ответить на это? Следы Его мучений останутся вечно, а это значит, что целую вечность у нас перед глазами будет то, что мы так смутно понимаем сегодня (Откр 5,6; Зах 13,6).

Голгофа, возможно, находилась приблизительна в 800 метрах от претории. В обязанности одного их воинов входило нести табличку с именем Господа и надписью Его вины. Разбойники, вероятно, по дороге считали каждый свой шаг (а толпа хором вторила им?) Вам должно известно, как, обычно, делается трудная работа... “Осталось всего три коробки затащить наверх... еще две... и еще последняя”. Уверен, что Господь был выше этого. Для того, чтобы выполнить поставленную перед вами почти невыполнимую задачу, лучше всего сосредоточиться на ней и, не отвлекаясь ни на что другое, сделать ее. Когда вам приходится переносить тяжелую ношу, особенно по принуждению или же по крайней необходимости, тогда вы можете не заметить, как толкнете кого-нибудь, или же, невзначай наступив, раздавите детскую игрушку. К Господу это не относилось. Он обращался к женщинам и говорил с ними. Лука, как врач, знал насколько тяжело преодолевать эгоизм. Вероятно, именно поэтому, он так много внимания уделяет отношению Господа к Своим страданиям, изумляясь, что Он больше думает об окружающих, а не о Себе. А.Д. Норрис пишет в “Евангелии от Марка”: “Это он упоминает молитву Господа о Петре (гл 22,31), рассказывает о сочувственном предупреждении женщин Иерусалима (гл 23,27-31), говорит о произнесенных Господом словах отпущения грехов распинающих Его и о прощении раскаявшегося злодея (гл 23,34,43)”.

То, что на Господа одели Его одежды, противоречит свидетельствам современников, по которым жертва велась на распятие обнаженной, или, в любом случае, не в своей собственной одежде. Христос “явился” (= открылся) на кресте, “чтобы взять грехи наши” (1Ин 3,5). Возможно, что таким образом Иоанн говорит о своем свидетельстве того, что Христос был распят обнаженным. Нам известно, что Христос был одет в Свой собственный хитон вплоть до самого распятия. Возможно, что Господу пришлось претерпеть гораздо жестокое бичевание и издевательства, чем позволялось воинам. Ведь им давались особые указания, по которым приговоренный к распятию должен был умереть на кресте, а не от рук воинов. Может быть, одев Господа в Его Собственные одежды, они тем самым хотели прикрыть оставшиеся на теле последствия своих беззаконных действий? Впрочем, как бы там ни было, мы, так или иначе, являемся свидетелями страданий Господа от самых худших человеческих махинаций.

То, что Господа одели в Его одежды, означает, что Он шел на Голгофу в одежде пропитанной кровью. И опять его святая память должна была привести Его к пророчеству из Ис 63 о славной победе Мессии, одетого в червленые ризы, “как у топтавшего в точиле”. Или же Он вспоминал Лев 8,30, где говорится о кроплении кровью одежд священника перед началом исполнения им своих священнических обязанностей? А когда Он понял, что Его хитон не будет разодран, Он должен бы с радостью осознать, что Он действительно является Первосвященником, одежда которого не должна драться (Исх 39,23).

8 Иоанн говорит, что Господь вышел на место Лобное, “неся крест Свой”. Лука пишет, что по дороге захватили Симона и “возложили на него крест, чтобы нес за Иисусом”. Матфей и Марк просто говорят, что Симон нес крест. В Мк 15,22 (греческий) сказано, что воины принесли Иисуса на Голгофу. По одному из переводов: “И доставили Его на место Голгофу”. Похоже, что Господь сильно ослабел по пути. Возможно, что Он даже терял сознание. Если Господь был распят на маслине (а раскопки говорят о том, что для крестов использовалось и это дерево), то это было не только из-за веса древесины. Представьте себе Его лежащим с крестом за плечами в горячей пыли этой Иерусалимской улицы, с перемазанным лицом, обезображенным паче всякого лика сынов человеческих. И в это время, вполне возможно, какой-нибудь идиот, подначивал: “Давай, давай, вставай”, - при этом приправляя свои “подбадривания” солеными словечками. Если Господь в действительности терял сознание, тогда, при возвращении его, Он должен был думать: “Где Я? Может быть Я уже умер и воскрес?” Но нет. Кто-то из безымянных воинов снова пинал Его, побуждая встать.

Иоанн пишет, что “неся крест Свой, Он вышел на место, называемое Лобное, по-еврейски Голгофа”, пишет так, как будто Он Сам с крестом дошел до Голгофы, и что не было никакой необходимости заставлять Симона нести крест за Ним. В этом месте Иоанн заостряет наше внимание на Господе, на Его стремлении (несмотря на то, что этого и не произошло на самом деле) донести крест Свой до самого конца. Это яркая картина образного призыва Господа нести крест свой по жизни, к чему Он призывал и Своих учеников. Похоже, что два злодея, следовавшие за Ним, являются образом всех нас, тех, кто следует за Иисусом. Смиренный и гордый, самоотверженный и эгоист – две разные категории людей, призванные нести крест и следовать за Господом в Его “последнем пути”.

Греческое слово, используемое здесь Иоанном, и переведенное, как “неся” в Ин 10,31 переведено, как “схватили”. Получается так, как будто Иоанн видел, с какой особой готовностью Господь поднял Свой крест, не дожидаясь пока Его заставят сделать это, как тех двоих разбойников. И в этом хороший урок для нас, готовых нести на себе нечто, напоминающее Его крест. Впрочем, в этом слове, переводимом как “нести” и “хватать”, заложено кое-что еще. Господь с готовностью схватил крест, с желанием донести его до самого что ни на есть конца, однако по пути, по вполне объяснимой и всем понятной человеческой слабости, изнемог. Так что даже ужасающая мысль о кресте переплетена с неизменным утешением (как оно переплетено и с искренним желанием Господа принять злодея, Иосифа, Никодима, а также с удивительной медлительностью Отца наказать тех неисправимых злодеев, непосредственно умертвивших Господа).

Большинство деталей Своей смерти было предвидено Господом: предание на смерть, взятие креста и несение его, распятие. В Лк 15 Господь рассказывает о том, с какой радостью добрый пастырь берет на свои плечи потерянную овцу (ст 5). Существует сильное искушение связать эту радость с Его радостью, о которой говорится за несколько часов до Его взятия в Ин 17,13. Я думаю, что Господь не испытывал совсем никакой радости, неся крест Свой, какое бы значение Он ни придавал слову “радость”. Единственно, что возможно, что в Его словаре, “Моя радость” означало нечто совсем, совсем другое, примерно так же, как и “Моя пища” было для Него не простым принятием пищи, а творением дела Пославшего Его Отца (Ин 4,34). И, если Господь имел в виду такую “радость”, тогда Он, действительно, испытывал ее при несении на плечах креста.

9 “Перекладина креста... весившая в среднем от 34 до 57 кг., помещалась на спине между лопатками, привязывалась к затылку жертвы. Обычно, для равновесия, ее придерживали вытянутыми, привязанными к перекладине креста, руками”⁽¹⁾. А это значит, что Господь, идя на Голгофу, шел, согнувшись вперед, с распростертыми в разные стороны на уровне груди руками. Возможно, что Он предвидел и эту подробность, когда говорил о Своей миссии, как пастыря, несшего на своих плечах потерянную овцу. Можно быть уверенным, что нам самим предлагается дополнить подробностями эту притчу. У овцы брюхо выглядит ужасно, ибо оно почти всегда покрыто фекалиями и грязью, к тому же, она должна была от испуга брыкаться. Чтобы взвалить ее на плечи, пастырю сначала нужно было ловко преодолеть ее дурное, неуклюжее сопротивление, прижав к груди, связать задние и передние копыта и уж только потом взвалить ее на плечи. И точно так, как пастух несший на плечах овцу, выглядел Господь, когда Он спотыкаясь шел к месту распятия. Очевидно, что в кресте Он видел образ всех нас, потерянных, неуклюже сопротивляющихся овец. И каждый шаг на пути к Голгофе помазанника был поносим и бесславим врагами Яхве (Пс 88,52). Однако все это делало Его истинным Царем и нашим настоящим Вождем, ибо на Его рамена было возложено владычество грядущего Царства (Ис 9,6), так как на этих самых плечах Он сначала понес Свой крест.

10 В Киринеи была сильная Иудейская община (см. Деян 6,9). Симон, возможно, был простым чернокожим крестьянином, который по своей набожности приходил в Иерусалим на Пасху. Каким же большим утешением Господа было видеть, что его крест несет чернокожий, ибо Он раньше говорил, что все истинные Его последователи должны нести свой крест за Ним (Мф 10,38; 16,24). Писавший Послание к Евреям, похоже, в Симоне видел типичного представителя всех нас, когда говорил, что всем нам нужно выйти вне стана, за ворота города вместе с Господом, “нося Его поругание” (Евр 13,12,13, где под “поруганием”, возможно, имеется в виду крест). Должно быть в Симоне он видел прообраз всех его последующих униженных и страдающих последователей, “запечатленных” заранее предопределенным званием, почти помимо своей собственной воли нести крест Его (Мф 27,32). И было ли случайностью то, что прообразом будущего тела Христа стал чернокожий, предсказывая тем самым, что люди с черным цветом кожи станут большей составной частью тела Господа Иисуса? Если же Симон был чернокожим евреем (сравните с современными Абиссинскими евреями), шедшим в Иерусалим на празднование Пасхи, тогда для него было особенно досадно стать нечистым от крови Христовой, которой, очевидно, был замаран крест после Его бичевания, не говоря уж о том позоре, какой ложился на Иудея, которого заставили нести крест Иисуса Назорея. Похоже, что он был позже обращен, после чего и сам обратил свою жену и сына (ср. Мк 15,21 с Рим 16,13). У Марка редко можно встретить имена собственные, однако здесь он особо выделяет, что Симон был отцом “Александрова и Руфова”. Почему он упоминает их имена, не потому ли, что они были хорошо известны всем членом ранней церкви? Симон мог быть и Симеоном, называемом Нигер (Деян 13,1), где он упоминается сразу перед Луцием, который также был из Киринеи. Перед крестом были обращены злодей и сотник, а Иосиф и Никодим (а возможно и многие другие) открыто уверовали в Него. Подобно Самсону Господь одержал победу даже Своей смертью. Духовное обращение Симона является прообразом переживаний всех, на кого Господь возлагает нести Его крест. Он проходил мимо, шел по своим делам, полный своих собственных идей, живя по своей собственной праведности... и тут, как гром среди ясного неба, его призвали к тому, что он позже поймет было самым высшим и лучшим призванием, которым только может быть призван человек – сопровождать Сына Божия, неся за Ним, до самого конца, крест Его. Можно представить себе, что он мог бы с силой грохнуть крестом об дорогу, как бы тем самым говоря Иисусу: “Всё, хватит! Похоже ты уже отдохнул”, - после чего незаметно раствориться в толпе.

Еще один возможный взгляд на Симона. Симон – имя греческое, а имена его сыновей – греко-римские. То, что он шел с поля (Лк 23,26) подразумевает, что он шел с работы, то есть, делал то, что Иудею было абсолютно запрещено на праздник. Почему? Да, потому что он был язычник. Вполне возможно, что он просто жил и работал недалеко от Иерусалима, совсем не увлекаясь религией, как Саул ходил в поисках пропавшего скота... до тех пор, пока Господь не остановил его ради креста.

11 По пути на Голгофу Он обращался к женщинам – невзирая на Свои муки Он все так же продолжал думать о нуждах других. И это еще один лейтмотив креста. Он сочувствовал слабости Пилата (Ин 19,11), успокаивал злодея, молил о прощении издевавшихся над Ним воинов, заботился о Своей матери и об Иоанне, переживал за женщин, стоявших вдоль дороги скорби... Он говорил, что эти женщины погибнут во время осуждения Иерусалима в 70 году Н.Э. Из Флп 2,2-5 видно, что сутью креста, сутью жизни на кресте, является забота и сопереживание Господа другим. Основанная на Слове Божием мысль Господа, вероятно, быстро вспомнила Иер 9,20-22, пророчество о плаче женщин над истреблением 70 года. Эти женщины уже были осуждены, и все же Господь обратился к ним, несмотря на Свои сильнейшие страдания. Внимательно обдумывая и сопереживая Господу на каждом этапе крестного пути, я пришел к выводу: будь я на Его месте, я бы так не смог. Мне бы не было никакого дела до них. Он же, все таки, приложил все усилия, по крайней мере, попытаться изменить привычный ход их мыслей. Они “плакали и рыдали о Нем”, однако Он знал, что они не послушаются Его заповеди и не выйдут из окруженного войсками Иерусалима. Ни они, ни их дети. Чисто по человечески, они должно быть сильно действовали Ему на нервы. Молодые женщины (если они еще были живы через 40 лет в 70 году), просто, по свойственной всем женщинам состраданию, сочувствовали Ему, однако совсем не прислушивались к Его словам, и совершенно не понимали значения ни Его креста, ни распятия. И все же Он думал о них, при этом рискуя услышать колкое: “Смотри-ка, не может нести креста Своего, а туда же, флиртует с девочками”.

“Ибо если с зеленеющим деревом это делают, то с сухим что будет?” - ссылка на несколько ветхозаветных мест (Иез 17,24; Иер 11,16,19; Пс 1; Иер 17,5-8). Его предыдущие слова, обращенные к женщинам, были из той же серии. Цитирование Им Ос 10,8 было как нельзя кстати применимо к настоящему положению вещей. Если они делали это Ему, зеленеющей и здоровой Отрасли, тогда что будет с сухим древом Израилевым? Его внимание всегда было приковано к страданиям других, не сосредотачиваясь на Себе, не рассеиваясь на самоанализе. Даже, если не очень глубоко вдаваться в подробности этого вопроса, вывод ясен: Его физические страдания и муки не были настолько сильны, чтобы подавить в Нем духовное сознание. Он был полон словами и мыслями Своего Отца, которые принадлежали всей сущности не только Отца, но и Его, а потому они всегда в нужную минуту всплывали, приходя Ему на помощь. Ни с чем не сравнимый пример!

Если перекладина креста привязывалась к шее у затылка Господа, тогда Ему невозможно было повернуться, чтобы разговаривать с женщинами, а потому, ибо этот разговор отмечен особо, можно предположить, что как раз в это время Господь лишился сил и был призван Симон, чтобы нести за чуть ли не теряющим сознание Иисусом Его крест. Перед тем, как снова потерять сознание от несения креста, Господь поспешил потратить последние Свои силы на этих женщин. Он использовал Свои последние духовные и физические возможности для проповедования, для проповеди женщинам, до которых, как Он знал, не дойдут Его слова. Он знал, что им предстоит плакать о себе, что они не послушают Его предупреждения бежать из Иерусалима в 70 году. Однако, такая у Него была вера в людей, что Он, вместо того, чтобы замкнуться в Себе и углубиться в Свои Собственные мысли, как бы то, к примеру, сделал я, все еще продолжал общаться с ними.

14 Наконец, они пришли на место. “За городскими стенами, на определенном месте, постоянно находились тяжелые деревянные колоды, в которые вставлялось древко креста”⁽²⁾. Господь, вероятно, думал и об этом. Крест ждал Его. Все, что Ему оставалось, только донести до места его древко. И Его призыв к людям нести крест туда, где уже приготовлена другая половина этого приспособления умерщвления, должен рассматриваться именно с этой точки зрения. Способ нашего распятия уже приготовлен. Мы несем всего лишь древко креста.

Обычай давать умирающему на кресте пить крепкие напитки, был хорошо известен. То, что люди на кресте продолжали жить еще два-три дня, было следствием употребления таких напитков. Господь отказался от обезболивающего не просто так. Он сначала принял его, отведал, и только потом отказался пить. Почему Он сначала отведал его? Ведь наверняка Он знал об этом обычае, и знал, что Ему давали. В ответ на этот вопрос в голове возникают различные мысли, и каждая из них является источником благочестивого вдохновения.

• Может быть Его зрение было повреждено в результате избиения так, что Он не мог видеть того, что предлагали Ему пить, не отведав? “Иисус, увидев Матерь...” – может означать, что Иисус какое-то время не узнавал Своей матери, стоявшей при кресте. Мессианские Писания упоминают о том, что Мессия плохо видел в последние минуты Своих страданий. Ранние картины с распятием показывают Господа с поврежденным правым глазом (как и на Туринской плащанице). Все Его тело (включая и глаза) могло пересохнуть настолько, что “при любом движении зрачка или же век, повреждалась слизистая оболочка глаза” (C.M. Ward).
• Возможно, когда “дали Ему пить уксуса, смешанного с желчью”, Он принял это питье в духе Иер 23,15, принял как попытку показать, что Он является лжепророком. Если это было так, тогда эта мысль, из-за Его отношения к Святым Писаниям, дополнительно принесла Ему сильнейшую боль.
• Другое объяснение кроется в том, что Ему нужно было (и несколько раз?) громко сказаться: “Отче! прости им”, - и, возможно, процитировать Пс 21. Он настолько пересох от жажды (особенно в Гефсимании), что понимал, что не сможет ничего сказать во всеуслышание, без глотка какой-нибудь жидкости. От обезвоживания организма Его язык должно быть распух так, что Он, в конечном итоге, не мог говорить вообще. И все же Он выпил совсем немного, буквально только для того, чтобы смочить горло и чуть-чуть притупить боль. А это говорит об удивительном Самоконтроле Господа, ибо Он знал, когда надо было, несмотря на сильнейшее искушение, остановиться пить.
• Принятие обезболивающего не было грехом, а также никак не оскверняло человека ритуально. Возможно, что Господь отведав его, как и все прочие, на Себе испытал все последствия его действия, а потому и отказался пить его дальше. Настолько глубоко Он отождествлял Себя с нами. И то, что Он сначала отведав сей напиток, потом все же отказался пить его, говорит очень и очень о многом.

Обезболивающее Ему предлагали несколько раз (что видно, кстати, и из употребляемых греческих времен – см. церковнославянский). На кресте в (издевательском) поклонении Ему предлагали смирну, что Ему живо напомнило рассказ Его матери о том, как смирну принесли Ему волхвы. Те же воспоминания, должно быть, возникали и в измученном воображении Его матери. Однако у меня есть другое предположение. Когда мы читаем: “И давали Ему пить вино со смирною” (Мк 15,23), вспоминается то, что смирна употреблялась для приготовления миро, а также для благовоний при погребении (Исх 30,23; Мк 14,3; Лк 23,56; Ин 12,3; 19,39). Плиний в своей “Естественной истории” (14,15,92,107) пишет. “Для придачи дорогому вину специфического вкуса и запаха в древности в него добавляли миро... Я и сам, приготовляя это ароматное вино, каждый раз добавлял в него почти все составляющие, входящие в миро”. А потому у меня есть сильное искушение, при чтении о том, как “давали Ему пить вино со смирною”, предположить, что это вино Ему давала Мария Магдалина. Она уже и раньше помазала миром тело Господа “к погребению”. Теперь же она приготовила очень дорогое вино, которое могло бы послужить и обезболивающим. Несомненно, Господа очень тронул этот знак любви, но Он все же “не принял” его, отказавшись пить вино. Он мог рассердиться на нее за искушение облегчить Свою участь, но Он этого не сделал, тем самым показав ей, что суть креста не в поиске легких путей. Те же самые правила должны отражаться и в нашем несении креста.

Еще одно толкование возможно на основании Пс 68,22: “И дали мне в пищу желчь”, где под желчью в еврейском языке подразумевается еще и яд. Обычно близкие друзья, допускавшиеся к кресту, могли предложить измученной процессом распятия жертве какой-нибудь яд, дабы скорой смертью облегчить его страдания. Это мог сделать друг, мать, или же посочувствовавший ему воин. Если бы Господь принял яд, то наше спасение все равно было бы совершено, однако Он, как всегда выбирая более высокий уровень, предпочел совершить для нас не просто спасение, а “великое спасение” (Евр 2,3; современный перевод). Он был послушен не просто до смерти, а “даже до смерти, и смерти крестной”.