3­5 Кризис в середине жизни Марии

Потеря чувства реальности

Единственно упомянутые случаи явных откровений Иосифу и Марии описаны только во время зачатия и рождения Иисуса, которые с течением времени могли постепенно потускнеть и вспоминаться, как простые сны. Реальностью же для Иосифа было исчезновение его невесты на три месяца и ее возвращение уже беременной, после чего ему во сне было сказано, что она является единственной из всех живших на земле женщин, которая зачала без человеческого вмешательства. Вначале о Иосифе пишется как о послушном и очень духовном человеке. Он не развелся с Марией, но даже в случае развода, не хотел ни огласки, ни ее унижения. Очень может быть, что он взял ее с собой в Вифлеем, чтобы присутствовать во время ее родов. И все же очень интересно, что то, что о нем больше ничего не говорится в Писаниях указывает на то, что он либо умер (что является чистой воды предположением), либо все­таки со временем бросил Марию, придя к выводу, что рассказанная ею история является всего лишь вымыслом, а виденные им так давно два сна, были всего лишь плодом его воображения. То же самое касалось и Марии, ибо время шло и ее все чаще посещало искушение усомниться в собственной святости, ведь, действительно, могло ли быть так, что она могла зачать после посещения Ангела? Да и Ангел, насколько нам известно, являлся ей всего лишь один раз. Окружающий их мир должно быть почитал Иисуса за незаконнорожденного, а потому вероятно Иудеи по это причине говорили, что они не знают “откуда Он”, ибо точно знали своих отцов, насмехаясь над Ним: “мы не от любодеяния рождены…” (Ин 8,41). Так же в Талмуде и других Иудейских сочинениях утверждается, что Иисус был незаконнорожденным сыном Римского воина. Должно быть в детстве Его частенько дразнили по поводу Его рождения. Предполагают, что имя “сын Марии”, данное Ему в Мк 6,3, намекает на Его незаконнорожденность, ибо людей в то время, как правило, называли по имени отца. “Иисус, “сын Марии” ­ уничижительное обращение… (существует) Иудейское правило, по которому незаконнорожденного называют по имени его матери” (Raymond Brown, The Birth Of The Messiah, New York: Doubleday, 1993 p. 540). Должно быть мнение окружающего общества оказало сильное влияние не только на Иосифа, но так же и на Марию, по крайней мере, на ее сомнения, которые с годами лишь усиливались и крепли.

Лично для меня самым удивительным, а то и поразительным в жизни Господа является то, что Он жил безгрешной жизнью на протяжение 30 лет, и так, что когда Он начал Свое служение, окружающие Его люди были сильно удивлены, что это именно Он является Мессией. Он “преуспевал” в любви у людей (Лк 2,52), при этом без презрения и обид со стороны окружающих, которые приходится терпеть многим праведникам. Он был плотником, хорошим парнем, но не Сыном Божиим. Он каким­то образом мог являть совершенство так, что это не отдаляло от Него людей. В Нем не выпирало на показ то, что мы называем во многих, “не от мира сего”. Для нас, похоже, почти невозможно жить так, как положено, и чтобы при этом не вызывать некоторого чувства отвращения у окружающих нас людей. Когда Иисус обнаружил пред всеми Свою набожность, все Его знакомые посетители синагоги были крайне удивлены, ибо никогда до этого не замечали в Нем мудрости, и удивлялись, откуда она у Него взялась (Мк 6,2,3). Самая обычная Его профессия и Его самый обыкновенный образ жизни, должно быть сильно обезоруживали и смущали Марию. Ее сын ничем не отличался от всех остальных людей. Вокруг Его головы не светился нимб, а так же в Его жизни не было видно никаких особых знамений. Он был самым обыкновенным парнем. И все это, конечно же, могло сильно повлиять на ее прежние представления о том, что она на своих руках носила Сына Божия. Господь хранился, как стрела в колчане до 30­летнего возраста (Ис 49,2), да так основательно, что Марию невольно посещали сомнения в том, был ли Он на самом деле Тем, Кем она почитала Его 30 лет назад. 30 лет ­ большой срок. Так же нужно помнить, что на ее мнение оказывали сильное влияние Его родные братья и сестры, а также окружающие ее соседи. Возможно, что Он ушел жить в Капернаум только для того, чтобы начать Свое служение подальше от родного дома. В Мк 2,1 говорится о слухе, “что Он уже дома” (современные переводы). В Мф 4,13 говорится, что Он “поселился в Капернауме”. В Мф 9,1 говорится, что Он переправился обратно в “Свой город” (ср. с Мк 2,1). Не стоит также забывать, что жители Назарета в самом начале служения Иисуса пытались убить Его ­ настолько сильно Он был неприятен им. А что делала тогда Мария, была ли она тогда за Него, или против?.. Похоже, она, по крайней мере, видимо не показывала, что она была за Него.

То, что Мария не понимала всего происходящего, причиняло ей много страданий. То, что Господь обратился к ней в Кане, “жено”, очевидно, было очень необычным и холодным обращением человека к своей матери. Тем самым Он явно давал понять ей, что она многого не понимает. В ответ на слова женщины, говорившей о блаженстве Его матери, Он сказал, что блаженны только те, кто слушает слово Божие и соблюдают его. Когда Его мать хотела поговорить с Ним, Он во всеуслышание заявил, что Его матерью являются те, кто исполняют волю Божию. И, наконец, самую сильную боль и страдания она должна была пережить у креста, когда незадолго до смерти, Он сказал ей, что она больше не Его мать, и что она теперь должна стать матерью Иоанна. Пророчество Симеона о том, что ей самой оружие пройдет душу (Лк 2,35), может говорить о ее чувствах, когда она видела, как буквально “один из воинов копьем пронзил Ему ребра”, а если принять во внимание то, что Он был пронзен “деревом копья” (2Цар 23,7), то это должно быть была очень глубокая рана, что и подтверждает то, что из раны истекли кровь и вода. Но во всем этом также видится связь и с Ис 49,1,2, где уста Мессии уподобляются острому мечу. Обратите внимание на то, как сильно это место подходит к Марии: “Господь призвал Меня от чрева, от утробы матери Моей называл имя Мое; и соделал уста Мои как острый меч”. Не говорит ли это о предвидении Симеона того, как слова Господа будут глубоко проникать в душу Марии? Ибо во всех случаях, упомянутых выше, она должна была думать с комком в горле: “Ну, что ты в самом деле, Иисус… ведь это я, твоя мама… которая зашивала и штопала в детстве твою одежду… ну, как ты можешь после этого так говорить со мной?” А поскольку она была тонко чувствующей натурой, все эти слова Господа должны были причинять ей очень сильную боль.

Новое обращение Марии

Однако для Марии, как и для всех нас, спасением стал крест. То, что она находилась при кресте, видела распятие и размышляла над ним, привело к тому, что она перешагнула через отделяющие ее преграды замкнутости и необщительности так, что она стала встречаться с остальными женщинами и братьями экклесии (Деян 1,14). Закрываю глаза, и вижу ее стоящую в толпе, большинство в которой кричит, “Варавву! Варавву!”, а она с широко открытыми от отчаяния глазами, среди немногих других, махая руками, чтобы привлечь внимание, слабы голосом выкрикивает, “Иисуса! Иисуса!” После чего смотрит, как Его, подгоняя, ведут по скорбному пути на Голгофу. И под конец, оружие, пронзающее сердце Господа, проходит и ее душу, “да откроются помышления многих сердец”. Именно поэтому крест является самым главным источником испытания себя. Греческое слово переведенное как “помышления”, означает “потаенные, глубокие мысли” и все 13 раз, которые оно встречается в Новом Завете, употребляется в отрицательном смысле, означая худые, тщетные умствования и сомнения. В Евангелии от Луки пять раз, где встречается это слово, являются очень показательными на сей счет: Лк 5,22; 6,8; 9,46,47; 24,38. Мы все испытываем трудности в познании самих себя, в исследовании своего внутреннего “я”, и нам всем трудно во всей полноте оценить свою собственную греховность так, как должно. И только крест является главным побудителем к самооценке, к убежденности в собственной грешности, а также в спасении и реальности милостивой благодати и любви Божией. Но то же самое и точно “также” происходило с Марией. За многие годы она, возможно, утеряла свое первоначальное смирение, забыла чувство того, что ее участие в исполнении воли Божией было благодаря ее же праведности, а потому пережитое ею перед крестом также прошло, пронзило ее душу так, что для нее открылись ее собственные помышления. Мы уже говорили о том, что Мария настолько близка была к своему Сыну, что даже ощущала себя Его частью, частью Мессии. Однако с годами, из-за однообразия семейной жизни в Назарете, ощущение высокого призвания быть “во Христе”, понимание того, что значит по­настоящему быть частью Его, Его дела, постепенно куда­то испарилось. Однако перед крестом ее душу прошло, пронзило то же самое оружие, которое пронзило и ее Сына. В Пс 21,21 написано пророчество о том, что Господь на кресте пострадает от “меча”, тогда как во 2Цар 23,7 говорится о копье. Слова, “и твою душу тоже меч рассечет” (Радостная весть), означают, что Мария была частью Иисуса, а значит тоже чувствовала те же самые страдания, что и Он. Гордая и счастливая мать, стоявшая некогда перед Симеоном, устрашилась быть “во Христе”, испугалась быть причастной Мессии. Однако перед крестом она должно быть вспомнила, что жить вместе с Ним означает прежде всего умереть вместе с Ним, и эта память пришла к ней исключительно перед крестом... и не раньше.

То же самое касается и нас, братьев во Христе, которые по праву гордятся высоким званием и приобщением к Нему… но забывают о другой, мрачной стороне этого звания во Христе ­ что мы, для того чтобы жить с Ним, должны сначала умереть вместе с Ним. О том, как Мария смогла достичь этого, возможно, образно рассказано как о женщине, родившей дитя мужского рода (Иисуса), которая была преследуема наподобие ее Сына, но все­таки осталась жива (Откр 12).

Новое обращение Марии, возможно, частично произошло благодаря тому, что ее душу пронзил острый меч уст ее Сына, когда Он сказал ей, что Он больше не ее сын, а она больше не Его мать. Очень возможно, что сестра матери Иисуса, которая упоминается в рассказе о распятии, может быть Саломией, о которой говорится в Мк 15,40, а так же матерью сыновей Зеведеевых, о которой говорится в Мф 27,56. Если это так, и если ученик, которого любил Иисус был Апостол Иоанн, тогда становится понятным, почему опускается имя второй женщины, ибо она должна была быть матерью Иоанна, который явно намеренно в своем четвертом Евангелии не упоминает ни себя, ни своего брата Иакова, ни других членов своей семьи. А потому слова, “се, матерь твоя”, могли означать, что он должен был отказаться от своей матери и, как компенсацию за потерю, считать своей матерью Марию. Ибо Мария, в конце концов, стала способна видеть в Иисусе не только своего собственного сына, но и Сына Божия. И в этом состояло ее обращение - вновь увидеть в Нем Того, Кем Он был на самом деле, увидеть Его оком, не затемненным своим собственным, сложившимся о Нем представлением.

Точно такое же новое обращение может происходить и с каждым из нас, когда мы по-новому начинаем смотреть на Иисуса и видеть Его таким, каков Он есть на самом деле, а не так как Его нам представляли на лубочных картинках, в отступивших от истины церквах, или же каким Он представлялся в нашем собственном человеческом мозгу ­ все это должно исчезнуть при нашей встречи с Ним лицом к лицу, при встрече с таким, каков Он есть.

Все эти мысли возникли при размышлении над Мк 15,40,41: “Были [тут] и женщины, которые смотрели издали: между ними была и Мария Магдалина, и Мария, мать Иакова меньшего и Иосии, и Саломия, которые и тогда, как Он был в Галилее, следовали за Ним и служили Ему, и другие многие, вместе с Ним пришедшие в Иерусалим”. У Иисуса были два брата, которых звали Иаков и Иосий (Мф 13,55). Если принцип толкование Писаний Писаниями хоть сколько нибудь ценен, тогда Мария, упомянутая здесь, является также и матерью Иисуса. Очень может быть, что благодаря пережитому около креста, Его брат Иаков, пред лицом такой великой победы Господа, стал называть себя “меньшим”, как и Савл, изменивший свое имя на “Павел” (“маленький”). Итак среди остальных женщин выделяются две: “между ними была и Мария Магдалина, и Мария”. Почти с полной уверенностью можно сказать, что Мария Магдалина была скромной и давней поклонницей Иисуса. Другой Марией была Его мать. Крепкие узы, связывающие их друг с другом, понятны. Только Мария Магдалина во всей полноте сознавала приближающуюся смерть Господа, ибо по этой причине именно она предварила помазать Его тело. И только Его мать могла во всей полноте сознавать то же самое, что сознавала и Мария Магдалина. А потому и нет ничего удивительного в том, что эти две женщины были выделены из среды остальных. О женщинах говорится, что они следовали за Ним “и тогда, как Он был в Галилее”, о Его же матери еще к тому же известно, что она без приглашения последовала за Ним на брак в Кане Галилейской, а также в дом, где проповедовал Иисус. Слова, “пришедшие вместе” (идиома “прихода на праздник”), сказанные о женщинах, живо напоминали Марии о том, как она привела Его в 12­летнем возрасте на праздник в Иерусалим. Однако я полагаю, что главное состоит в том, что она в этом месте названа матерью Иаков и Иосии. Имена тех же женщин встречаются в Мк 16,1: “Мария Магдалина и Мария Иаковлева и Саломия купили ароматы, чтобы идти помазать Его”. Раньше во всех Евангелиях Мария называется “матерью Иисуса”, теперь же о ней говорится, как о матери других ее детей. Лично мне кажется, что все это является равносильным тому, что было написано в Евангелии от Иоанна о том, как Иисус на кресте сказал Марии, что она больше не Его мать, а Он больше не ее Сын. Другие Евангелисты пишут об этом, больше не называя ее матерью Иисуса, а матерью Иакова. И то, что Иисус первым явился не Своей матери, а Марии Магдалине (Мк 16,9) является лишним Божественным подтверждением разрыва Иисуса со Своей земной матерью.

Лично я в Ис 53 вижу причину того, почему Израиль отказался принять благовестие о кресте. Одна из причин состояла в том, что все “мы... совратились каждый на свою дорогу”. Заодно обратите, пожалуйста, внимание на то, что Исаия не отделяет себя от неверного народа точно так же, как не отделяли себя от него ни Ездра, ни Даниил. Каждый из народа настолько глубоко был сосредоточен на своих собственных бедах, на своем одиночестве, на своих грехах и заботах, что ему некогда было задуматься и услышать крестный благовест. Впрочем, то же самое происходит и сегодня, ибо этому миру все так же недостает единства и сплоченности, а потому каждый совращается на свою собственную дорогу. Тех же, кто услышал благовестие креста, наоборот, объединяет между собой знание того, что все наши грехи и беды решены были на кресте в Нем. Каждый из нас обладает склонностью Марии замыкаться в самом себе, но и каждого из нас от этой склонности должен отвратить крест. И мне кажется, что на обращение Марии повлиял как раз таки крест, ибо только после распятия ее имя упоминается среди имен других женщин и учеников, собравшихся в горнице.

Чем пристальнее и внимательнее читаешь и вглядываешься песнь Марии, тем более убеждаешься в том, что это заранее приготовленное поэтическое произведение, а не внезапно произнесенный вдохновенный экспромт. Так в ее песне о полученном спасении многое говорится в прошедшем времени. Хотелось бы знать, записывал ли Лука слова Марии так, как она пересказывала их ему уже после воскресения, немного изменив грамматику времен? Вспомните, что Лука утверждает, что все, написанное им, записано со слов очевидцев, из чего следует, что после воскресения Иисуса он просил Марию рассказать ему все, что было ей известно. Если это так, то у нас есть еще более веские причины верить в то, что победа Иисуса Своей смертью и воскресением оказала на Марию действительно глубокое влияние. Впрочем, при этом не стоит также еще и забывать, что Мария знала о победе Божией еще во время рождения Мессии. Ее радость явно была основана на Авв 3,18: “Но и тогда я буду радоваться о Господе и веселиться о Боге спасения (Иисусе) моего”. А также на Пс 34,9: “А моя душа будет радоваться о Господе, будет веселиться о спасении (Иисусе) от Него”.

Вполне логично ожидать, что первой, кому должен был явиться Иисус после воскресения, должна была быть Его мать. Так и я думал одно время, полагая, что главное было духовная жизнь Господа, и что очевидность самого события была причиной того, что о нем ничего не было сказано. И все же мне не давало покоя Мк 16,9: “Воскреснув рано в первый [день] недели, [Иисус] явился сперва Марии Магдалине”. Для Его матери это должно быть стало очередной обидой, такой же, какую она пережила, услышав Его упрек в том, что Его следовало искать в том, что принадлежит Отцу Его, или же когда Он в Кане, обратившись к ней, “жено”, спросил ее, что Он должен сделать для нее. Что это была такая же обида, когда она услышала, что для Него матерью являются те, кто слушают и исполняют волю Божию, что Его мать не была блаженной, потому что вскормила Его, ибо блаженными можно называть только тех, кто слушают и исполняют слово Божие. Так что то, что Он предпочел после воскресения явиться не ей, а другой Марии, вполне могло вызвать в ее душе еще одно чувство обиды. И все же все эти случаи происходили не для того, чтобы обидеть ее. Господь любил Свою мать, любил так сильно и так крепко был привязан к ней, как мы, возможно, не можем и представить себе. Но Он хотел улучшения ее духовности. Он хотел, чтобы она относилась к Нему, как Он того по­настоящему заслуживал, чтобы она правильно понимала Его, и не представляла Его на свой собственный манер. Должно быть Господу было особенно тяжело поступать с ней так, как Он поступал - как Ему больно поступать и с нами, когда Он, наказывая нас, наставляет на истинное понимание Его. И это помогло ей, ибо вскоре мы читаем о ней, что она пребывала вместе со всеми членами экклесии в Иерусалиме (Деян 1,14), и, если верить Откр 12, то Сам Господь теперь видел ее облеченной в солнце за то, что она родила Его, дитя мужеского пола, Который должен установить Царство Божие на земле. Наконец она смогла достичь нужного понимания, а это значит, что и каждый из нас, по примеру ее, под конец, может достичь того же самого понимания.