Три женщины

После размышлений над очень трогательной историей, записанной в конце 7­й главы Евангелия от Луки, не лишено смысла подумать над доказательствами очень заманчивой мысли о том, что женщина, помазавшая Иисуса была Марией Магдалиной, а так же Марией из Вифании, сестрой Лазаря. Впрочем, эти “доказательства” вряд ли можно назвать таковыми, ибо они скорее вытекают из общих сравнений и рассуждений, которые приводят именно к этому выводу.

Итак существуют три женщины, которые могут быть одной:

а) “женщина того города”;

б) Мария Магдалина;

в) Мария из Вифании.

Было бы совсем не плохо разобраться с каждой из них отдельно, однако, прежде чем с головой погрузиться в это изучение, следует заметить, что все три случая помазания Иисуса в Вифании, описанные в Мф 26,6­13; Мк 14,3­9 и Ин 12,1­8, являются одним и тем же случаем, в чем можно более полно удостовериться, заглянув в 155­ю главу.

1. Мария из Вифании ­ та же самая женщина, о которой говорится в Лк 7.

(а) Иисус уж слишком неумеренно воздал хвалу поступку Марии: “Истинно говорю вам: где ни будет проповедано Евангелие сие в целом мире, сказано будет в память ее и о том, что она сделала” (Мф 26,13). Было бы очень трудно понять такую неумеренность Иисуса, если бы то же самое, но гораздо при более тяжелых обстоятельствах, Ему уже делала другая женщина. Если же это произошло еще раз, как знак повторения выказывания Марией своей благодарности за то, что Иисус освободил ее от грешной жизни, тогда не остается никаких затруднений. Тогда можно было бы почти ожидать этого помазания. Впрочем, только что повторенные слова из Мф 26,13 имеют даже более сильное значение, ибо на самом деле они являются наказом всем, кто бы не рассказывал о Иисусе, обязательно включать в свой рассказ и этот необыкновенное явление преданности. Об этом написали Матфей, Марк и Иоанн. Но где у Луки описан это случай, если не в 7­й главе? Если считать, что Лука описал другой случай, произошедший с другой женщиной, тогда получается, что он пренебрег исполнением наказа Господа!

(с) Ин 11,2 является предисловием повествования о воскресении Лазаря, где упоминается также и имя Марии: “Мария же, которой брат Лазарь был болен, была [та], которая помазала Господа миром и отерла ноги Его волосами своими”. Что это, предисловие к тому, о чем будет только написано в следующей главе (что было бы весьма странно, особенно, если учесть, что все это написано в прошедшем времени), или же упоминание того, что уже был сделано Марией еще до воскресения ее брата, о чем, к примеру, пишется в Лк 7? Последнее предположение не лишено смысла, ибо Иоанн в своем четвертом Евангелии часто ссылается на другие Евангелия (чему можно найти много примеров).

(d) В Мк 14,3 говорится, что это помазание Иисуса произошло “в доме Симона прокаженного”, который вероятно был либо отцом Лазаря и его сестер, либо мужем Марфы. В Лк 7 сказано, что помазание Иисуса происходило в доме Симона фарисея. Несмотря на то, что имя “Симон” было широко распространенным в то время, простое совпадение имен в данном случае мало вероятно, хотя бы потому, что просто ни о чем не говорит читателю. Если же и тут и там говорится об одном и том же человеке, тогда история приобретает более наполненный смысл. К тому же, если Симон был одним и тем же человеком, притча Господа о двух должниках, так же приобретает более глубокий смысл. Если Господь исцелил его от проказы, а ее от проказы моральной, тогда пятьсот и пятьдесят динариев то же говорят об очень многом.

(е) Бросающиеся в глаза совпадения между Лк 7 рассказами других Евангелий, требуют небольшого, но более внимательного исследования Иисуса за столом, алавастрового сосуда, помазание Его ног и вытирание их волосами женщины. Все эти подробности, а три из них очень необычны, нельзя объяснить простым “совпадением”. Можно предположить, что Мария во втором случае намеренно повторила ранее видимое ею помазание (что тогда вызывает некоторые трудности в объяснении Мф 26,13). Так что более вероятно, что здесь говорится о двух похожих случаях, в обоих которых участвовала одна и та же Мария.

(f) Подробности в Лк 7 создают несколько трудных моментов, которые почти все комментаторы стараются обойти стороной. Например, откуда Симон мог знать, “кто и какая женщина” прикасалась к Иисусу? Не значит ли это, что он был знаком с ней лично?! Из внимательного прочтения слов Иисуса становится ясно, что эта женщина очень хорошо понимала намеренно невежливое поведение Симона по отношению к Иисусу. Откуда она могла знать об этом? Разве все это не заставляет читателя сделать неизбежный вывод о том, что она неоднократно была свидетелем невежливого приема Иисуса в этом доме? К тому же возникает вопрос, как она вообще могла попасть в дом? Общепринятое, и ни на чем не основанным мнение гласит, что в те времена любой желающий мог войти в любой дом, чтобы поглазеть как обедают, или ужинают хозяева дома, просто смешно. К тому же мог ли фарисей, к тому же хорошо знающий, кем была это женщина, спокойно разрешить ей войти в свой дом? Очевидно она находилась в доме просто потому, что имела на то полное право. И еще, слова, “принесла алавастровый сосуд с миром” (Лк 7,37), на самом деле означают, “получила алавастровый сосуд с миром”, как это греческое слово и переведено во всех остальных, десяти случаях, где встречается это слово в Новом Завете. Она “получила” сосуд с миром, когда узнала, “что Он возлежит в доме”. От кого она могла получить его? Сам собой напрашивающийся ответ ­ от одного из слуг дома, которыми, очевидно, она могла распоряжаться. Не заставляет ли все это сделать вывод, что она жила в этом доме и была членом семьи, что этот дом был ее домом?

(g) Существует какая­то странность в том, что фарисей сначала просит Иисуса вкусить с ним пищи, а потом не оказывает Ему никакого должного в таком случае уважения. Однако, если Симон на самом деле был исцелен Иисусом, и если в доме были еще трое (или четверо) членов его семьи, которые с радостью хотели бы видеть Его в этом доме, тогда становится понятным с какой неохотой фарисей приглашал Иисуса, и почему, ради сохранения своего лица перед своими друзьями­фарисеями, холодно обращался с Ним.

(h) В Мк 14,3 встречается странное упоминание о мире “из нарда чистого” (“нарда пистикового” ­ см. гр. и церковнославянский), которое использовала Мария. Поскольку слово “пистикос” очевидно происходит от слова “пистис”, вера, то перевод этого места должен бы быть, как “миро веры”. А это тут же напоминает об одобрении, высказанном Иисусом и записанном в Лк 7,50: “вера твоя спасла тебя”.

(i) И еще одна небольшая подробность. Иуда был сыном Симона Искариота (Ин 6,71 ­ любой современный перевод), так что может быть и так, что он был сыном Симона, о котором говорится в Лк 7, сыном Симона прокаженного (Мк 14,3). А если так, то он был братом Лазаря, Марии и Марфы. А потому становится более понятным, почему именно он так сильно упрекал Марию (в Ин 12,4,5 он подчеркнуто называется сыном Симона). Если все это происходило в его собственном доме, а Мария была его родной сестрой, у него были все права, чтобы упрекать ее. Да и его поведение не сильно отличалось от поведения Симона, о котором написано в Лк 7,39.

2. Мария из Вифании ­ Мария Магдалина

(а) Это отождествление основано в первую очередь на недосказанности, что в данном случае, не в пример другим, имеет особо важное значение. В Евангелиях никак не объясняется то, что на передний план при распятии и воскресении выступает Мария Магдалина. До этого она лишь вскользь упоминается в Лк 8,2. К тому же трудно найти объяснение отсутствию Марии из Вифании при распятии и воскресении. Ведь она так сильно любила Иисуса, да и жила всего в полутора милях от того места, где происходили самые важные события в жизни Того, Кто был для нее буквально всем в ее жизни. Все это является странным и удивительным до тех пор, пока не подумаешь, что Мария из Вифании и Мария Магдалина являются одним и тем же лицом.

(b) Следующие два доказательства, предложенные здесь, вообще не будут таковыми для некоторых читателей Евангелий, хотя для других они и окажутся решающими, ибо все здесь зависит исключительно от личного подхода к Писаниям. Итак, может ли быть простым совпадением то, что каждый раз, при упоминании обеих этих женщин, говорится, что они находятся у ног Иисуса? Мария из Вифании слушала Его, сидя у Его ног, когда Марфа хотела чтобы та помогла ей по хозяйству (Лк 10,39-42). При описании воскресения Лазаря сказано, что Мария “пала к ногам Его” (Ин 11,32). И уж конечно, само собой, она на коленях мазала Его ноги драгоценным миром (Ин 12,3). При кресте, у ног Его, стояла Мария Магдалина (Ин 19,25). Так же и после воскресения можно быть уверенным в том, что она поклонялась Ему, припав к Его ногам, ибо Он был вынужден сказать: “Не прикасайся ко Мне (или не держи Меня)” (Ин 20,17; Мф 28,9). То же самое, конечно же, касается и женщины, о которой говорится в Лк 7,38.

(с) То же самое, возможно с единственным исключением, можно сказать и о том, что всегда упоминаются слезы этих женщин (или подразумеваются). Естественно они плакали при гробе Лазаря и при кресте. Конечно же, при гробе Иисуса, при Его погребении и воскресении (Лк 23,55; Ин 20,13). Поскольку в двух других случаях (Лк 10,40; Ин 12,5,7) она была предметом упреков и жалоб, возможно, в ответ она также проливала слезы. В Лк 7,38 при помазании ног Иисуса особо упоминаются слезы. Неужели такие “совпадения” нельзя посчитать за доказательства?

3. Мария Магдалина – женщина из Лк 7

(а) Сразу же после описания помазания Иисуса следует первое и единственное (до распятия) упоминание о Марии Магдалине (Лк 8,2). Что это, простое совпадение, или намек Луки, кем была эта женщина?

(b) Часто говорят, что имя “Магдалина” означает, “из Магдалы”. Однако оно так же вполне может означать и “плетение волос”, или же блудницу. Такое имя приобретает особое значение, если при первой встрече с Иисусом она вытирала Его ноги своими волосами (Лк 7,38).

(с) Слова, “которые служили Ему имением своим” (Лк 8,3) особенно уместны, когда говорится о помазании Иисуса, которое, несмотря на свою исключительную дороговизну, явило удивительнейшее смирение.

(d) Слова, “из которой вышли семь бесов”, можно истолковать исключительно в связи с тем, как они встречаются еще в одном месте – в притче об очищении дома от семи злых духов (Лк 11,26). Эта абсурдная небольшая притча рисует взгляд Иисуса на моральный упадок Его народа, который не мог принять Его за человека имевшего все права быть владельцем этого “дома” (Мф 12,45). Разве это не может косвенно указывать на 10 прежних характеристик Марии Магдалины?

Если все эти доказательства принять и сложить вместе, то получится интересная картина живущего в Вифании семейства.

Это была богатая и занимавшая важное место в обществе семья (Ин 11,31,45). Отцом семейства был Симон, фарисей, одно время болевший неисцельной проказой, которую все-таки исцелил Иисус. Именно поэтому в нем происходила внутренняя борьба между гостеприимством и фарисейской предвзятостью. Мария, очевидно, предпочитала весть распутную жизнь, но и она была спасена Иисусом, после чего стала одним из самых преданных учеников Иисуса. Все это послужило веским основанием для ожиданий Марфы и Марии того, что Иисус поспешит прийти к одру их больного брата, чтобы вылечить его. Очень может быть, что и Иуда, сын Симона (Ин 6,71), так же был членом этой семьи. Не было бы никакого смысла упоминать о том, что Иуда был сыном Симона, если бы этот Симон не был хорошо знаком ученикам. К тому же это предположение объясняет, почему Иуда так смело упрекал Марию за “трату” драгоценного мира, ибо в собственном доме ему было легче высказать прямо все, что лежало у него на сердце своей родной сестре! Впрочем, предположение о Иуде в этом изучении не столь прочно, чем все остальное, но ведь оно и не столь существенно важно.

Харри Виттакер