18. Мысль и поступок (Матфей 5:27-32)

Вы слышали, что сказано древним:
“Не прелюбодействуй”.
А Я говорю вам,
что всякий, кто смотрит на женщину с вожделением,
уже прелюбодействовал с ней в сердце своем.

Если же правый глаз твой соблазняет тебя,
вырви его и брось от себя;
ибо лучше для тебя,
чтобы погиб один из членов твоих,
а не все тело твое
было ввержено в геенну.

И если правая твоя рука соблазняет тебя,
отсеки ее и брось от себя;
ибо лучше для тебя,
чтобы погиб один из членов твоих,
а не все тело твое
было ввержено в геенну.

Второй пример, при помощи которого Иисус проводит различие между новым и старым, – закон, касающийся прелюбодеяния. Цитируя Седьмую заповедь [1], он добавляет замечание, означающее, казалось бы, что закон подразумевает только внешнюю сторону дела. Но, как показывает Павел, подобные желания, как и поступки, были запрещены Законом Моисея: “Я бы не понимал бы и пожелания, если бы закон не говорил: “не пожелай”
[2]. Закон сам проникает в область побуждений, стоящих за поступками, и, таким образом, устанавливает правило, по которому только Бог может быть судьей человека. Отличие, отмеченное Иисусом, существует, в большей степени, в распространенном понимании закона.
Книга Притч содержит много мыслей, предвещающих слова Господа. Мудрец говорит о чужой жене: “Не пожелай красоты ее в сердце твоем, и да не увлечет она тебя ресницами своими”. Нигде в Писании не сказано так ясно о том, что человек судится не только за свои видимые поступки: “Больше всего хранимого храни сердце твое, потому что из него источники жизни” [3].
Следовательно, важность, которую Иисус придает состоянию сердца, не нова. Новым является учение о том, что поступки мысленные рассматриваются на Божьем Суде наравне с совершенными. Иисус далек от того, чтобы не понимать существенной разницы между одним и другим, подобно тому, как он видит огромное различие между грубым словом и убийством [4], проявляющееся в той степени вреда, которую получил пострадавший от другого человека. Однако, Иисус имеет в виду то действие, которое произвело это событие на совершившего грех, в большей степени, чем на пострадавшего от него. Не поступки человека, а образ его мыслей воздвигает барьер между ним и Богом, разрывая их взаимный договор; пока сознание его не переменится, он должен быть исключен из Царства Божьего, ведь в Город Бога не могут войти “любодеи и убийцы, идолослужители и всякий любящий и делающий неправду” [5]. Среди них – и мужчина, который, глядя на женщину, лелеет вожделенные мысли. “Греческий язык, – замечает один из комментаторов, – показывает, по-видимому, что наш Господь говорит не о невольном проявлении дурных мыслей или сексуальных импульсов, а о замыслах провести эти побуждения в жизнь”. Казалось бы, все просто, но человек может перейти от таких невольных мыслей в состояние, когда они начинают находить точку опоры, если не отвергнуть их сразу и не поместить на их место нечто положительное, истинное. Если в этом суть, то каков будет суд Христа над цивилизацией, создавшей огромную индустрию, связанную с развлечениями, играющими на слабостях человека и его страстях?
Иисус подробно останавливается на тех условиях, без которых человеку не войти в Царство Небесное [6]; понимая, что страсти, сами по себе нормальные и занимающие должное место в человеческой жизни, могут превратиться в западню, если приобретут несоответствующие масштабы, Иисус добавляет слова о том, что лучше пожертвовать чем-то сейчас, чем потерять все на пороге вечной жизни.
Вспоминаются слова из закона: “глаз за глаз... руку за руку, ногу за ногу”, – однако, в нашем случае речь идет не о частях тела другого человека, а о своих собственных, которые необходимо отсечь. Это все-таки не увечье в буквальном смысле слова, потому что человек и с одним глазом может быть виновен в “похоти очей” так же, как и с двумя глазами; даже тот, кто потерял оба глаза, может вызвать в воображении мысленный образ объекта вожделения, хранящийся в его памяти. Физическое увечье (когда Павел говорил о постановлениях типа “не прикасайся, “не вкушай”, “не дотрагивайся”) могло только иметь “вид мудрости в самовольном служении”, но не было бы “небрежением о насыщении плоти” [7] и, конечно, плотского сознания. Павел использует тот же образ, что и Иисус (возможно, умышленно), когда пишет: “Итак, умертвите земные члены ваши”, – и продолжает, называя те грехи, агентами которых могут быть эти “члены”: “блуд, нечистота, страсть, злая похоть и любостяжание” [8]. “Члены” – это выраженные словами поступки и желания.
Иисус говорит образно, и картина, нарисованная им, символизирует фундаментальный моральный акт, описанный Чарльзом Гором как эквивалент “нравственного самоограничения”. Можно привести такой пример: легко понять, что человеку со слабостью к спиртным напиткам, или даже тому, кто живет в среде, несущей такую опасность, было бы правильно посоветовать совершенно не употреблять алкоголь (а в нашем мире, видимо, это относится к каждому из нас). Быть может, этот принцип труднее применить к другим сторонам жизни. Человеческая красота в ее высших проявлениях является ярчайшим образцом творчества Бога, реакция на нее может быть естественной и чистой; однако, человеку, который обнаружил, что даже картины возбуждают в нем вожделение, лучше вообще избегать изображений такого рода, чем допускать, чтобы они стали для него камнем преткновения. Он расстанется на время с великими произведениями культуры, – потеря, в действительности, гораздо большая, чем простое физическое воздержание – зато избежит потери самого себя в День Суда: такой урон в этой жизни обернется выигрышем в будущем.
Возьмем другой пример: честолюбие, или “гордость житейская” – не меньшая страсть, чем “похоть плоти”. Правильно направленное и контролируемое, это качество является стимулом к достижениям и точно так же, как естественные желания, помогает “наполнить землю”. Однако амбиции, преследующие свои собственные цели, не менее разрушительны для личности и в бесконечное число раз более губительны для других людей, о чем свидетельствуют миллионы погибших в войнах. Жизнь может столкнуть человека с более состоятельными людьми. Если это человек честолюбивый, в нем может проснуться острое желание стать равным им, и, шаг за шагом, он втягивается в погоню за поставленной целью. Вслед за одним уровнем жизни ему открываются другие, более высокие, и эта борьба может окончиться только в день смерти человека. Отвергнуть удачную возможность, сменить род занятий на другой, где человек подвергается меньшим искушениям, умышленно согласиться на более низкий уровень жизни, – все это, может быть, и есть отсечение прочь руки или вырывание глаза для спасения души.
Это только иллюстрации; нет нужды умножать примеры, чтобы показать силу человеческих желаний, идущих “не... от Отца, но от мира”, вместе с которым и они должны исчезнуть [9]. Но один пример, непосредственно из Евангелия, выделяется из общего ряда: история с Богатым Юношей [10], которому было сказано не просто раздать свое состояние, но вовсе отсечь от себя “надежду на богатство”. Собственность придавала уверенности его позиции перед Богом, и отказаться от нее было бы для него равносильно потере самоуважения. Мы не сомневаемся в его искреннем стремлении к добру, которое он хотел сделать, “чтобы получить жизнь вечную”. Он был готов к большинству изнуряющих “праведных дел”, но Иисус показал ему, что вечная жизнь зарабатывается не попыткой сделать Бога нашим должником, а осознанием нашего долга перед Ним. Когда молодому человеку было предложено пожертвовать собой, цена жертвы оказалась слишком высока для него, и он ушел с печалью. Он сохранил часть, чтобы потерять целое.
Только сам человек может распознать, где таится опасность для него, и применить это правило. Использование этого принципа очевидно на сцене, экране и в литературе, но стремление избегать этого не будет соответствовать требованиям Христа, если это касается самих страстей в большей степени, чем их случайных форм выражения. Что бы не говорили сегодня об опасности сдерживания чувств, учение Христа ясно предупреждает нас: в жизни есть такие вещи, которые должны быть “отсечены”. Это, конечно, не все: учение Христа находится в гармонии с психологическим способом разрешения проблем, выражаемым словом сублимация, или возвышение. Тогда как некоторыми исключительными вещами необходимо безжалостно пожертвовать, физическая энергия не должна быть просто перекрыта, следствием чего может стать несчастье, – она должна быть направлена по более высокому руслу, и не существует лучшего пути, чем Истина Божия во всей ее полноте, с тем простором, который она предлагает для грез и чувств, интеллекта и воли. “Ищите же прежде Царства Божия и правду Его, и это все приложится вам” [11].
В двух параллельных отрывках [12] Иисус упоминает вместе руку, ногу и глаз как возможные причины греха: рука, делая что-то, нога, шагая куда-то, и глаз, смотря на что-то, ответственны за поступки, жизненный путь и полученные впечатления. Выстраивается последовательность: от поступка к осознанию и ответу, от внешнего к внутреннему. Действия, на которые человек нацелен, отражают намерения, преследуемые им в жизни, а это соответствует его жизненному выбору и контролю, проявляемому им над впечатлениями.

Блажен муж, который не ходит на совет нечестивых
и не стоит на пути грешных,
и не сидит в собрании развратителей;
но в законе Господа воля его;
и о законе Его размышляет он день и ночь. [13]

В обоих упомянутых отрывках обращается внимание не только на опасность самому сделать ложный шаг, но и стать причиной ошибок других людей. Когда среди учеников возник спор, кому следует быть большим в Царстве Небесном, Иисус поставил между ними ребенка и сказал: “Если не обратитесь и не будете как дети, не войдете в Царство Небесное”. Если же кто-то “соблазнит одного из малых сих, верующих в Меня”, то лучше было бы этому человеку быть потопленным в море с “мельничным жерновом” на шее (“мельничный жернов”, поворачиваемый ослом, приведен для контраста с маленькой домашней мельницей, которую женщина вращает рукой). Мысль-связка высказана в Матфее 18:7-8: “Горе тому человеку, через которого соблазн приходит. Если же рука твоя или нога твоя соблазняет тебя, отсеки их...” Угроза другим последовала за предупреждением самому себе, и, чтобы помочь другим, нужно, в первую очередь “посмотреть на себя”.
Эта мысль расширена так, что включает все формы неконтролируемых желаний; однако, то, с чего мы начали, Седьмая Заповедь (“не прелюбодействуй”), тоже имеется в виду, и для этого Иисус в своих замечаниях возвращается к той части закона, которая говорит об отношениях между мужчиной и женщиной:

Сказано также,
что если кто разведется с женою своею, пусть даст
ей разводную.
А Я говорю вам:
кто разводится с женою своею, кроме вины любодеяния,
тот подает ей повод прелюбодействовать;
и кто женится на разведенной, тот прелюбодействует.

Основной смысл совершенно ясен: как во время творения Бог создал мужчину и женщину, образовав последнюю “плоть от плоти” мужчины, так во время женитьбы они снова сделались “одной плотью”. В глазах Бога они не могут быть разведены, кроме случая, когда брачные узы были разрушены прелюбодеянием. Закон (Второзаконие 24:1) регулирует отношения, вводя требования к процедуре развода, но даже это было уступкой нравам того времени, упавшим ниже уровня, установленного в дни творения [14]. На практике разводы стали настолько облегчены, что предложены в виде официального разрешения на недозволенные желания. Иисус демонстрирует, что это лишено всяких оснований, и тот, кто женится вновь при жизни своего бывшего супруга, виновен в прелюбодеянии. Нужно уяснить два момента: первый, – что сравнение с законом, как он сформулирован во Второзаконии 24:1, не оставляет сомнений, что обсуждаемое нами – не разделение супругов, а процесс наделения их законной свободой вступать в новый брак; второй, – что закон, провозглашенный Христом, имеет одно исключение. В тексте нет никаких подтверждений тому, что статья, составляющая исключение, здесь и в Матфее 19:9, не является подлинной; такое суждение сохраняется только с легкой руки “высокой критики”. Но это исключение не предписывает развода в подобных случаях, а только упоминает попутно, что супруги переходят в разный разряд вследствие развода по иным причинам. Следует ли обиженному партнеру стремиться к свободе, должно быть определено основными принципами, данными Христом в Нагорной Проповеди: кто может усомниться, что закон любви предписывает отнестись к согрешившему супругу так, как Осия – к Гомери, дочери Дивлаима? Или – если Бог является примером для сыновей – как относился Бог к Израилю на протяжении его истории, когда даже личная жизнь пророков становилась притчей?
Метод Иисуса дает те принципы, по которым человек сможет судить сам себя, а не закон, по которому он осуждает других. Если, однако, в Нагорной Проповеди и существует место, где сказанное приобретает характер указа, с его точностью (и, потому, с установленными пределами), то – именно здесь. Где-то в других местах правила супружества изложены языком общих терминов, без каких-либо ограничивающих статей; тот факт, что в рассматриваемом случае такие ограничения даны, предполагает, что этот отрывок должен быть воспринят буквальнее. Но, по этой же причине, возникает опасность, свойственная применению любых законодательств: желающий так поступать может соблюсти букву закона, аннулируя его цель. Существует “статья, составляющая исключение”, и человеку очень просто привести в оправдание эту статью, в то время как истинный повод к разводу – то, что он нашел другую женщину, понравившуюся ему. Кто может оценить эти мотивы? Только сам человек. Является ли в этом случае второе супружество моральным прелюбодеянием, хотя статья Писания, как может показаться, одобряет его? Было бы гораздо лучше, если бы обиженный супруг остался холостым (допуская, – и это большое допущение – что не существовало альтернативы полному прекращению брака). Жертва? Несомненно, но не она ли часто требуется от детей Бога? Многие остаются совсем неженатыми из-за преданности заповедям Христа.
Здесь не место для детального исследования одного из сложнейших вопросов; наша сегодняшняя цель – показать только те из масштабных духовных принципов, проблема которых связана с Нагорной Проповедью в целом. Этот вопрос, по своей природе, вовлечен в спутанный клубок человеческих страстей, некоторые из которых попирают закон Христа. Оставив в стороне мотивы человеческих желаний, рассмотренные нами выше, мы можем предположить, что оскорбленный супруг захочет добиться развода из чувства ожесточения или отвергнуть развод из мстительности. Дух непрощения часто рядится в одежды праведности, и, пользуясь буквой Писания, ни одно церковное установление ничего не способно с этим сделать. Словосочетание, переведенное как “внебрачная связь”, имеет широкое значение, но, в контексте этих двух отрывков из Матфея, ссылка на недозволенность половых связей вне брака женатого мужчины (или замужней женщины) может быть подвержена сомнению только теми, кто придерживается доктрины Римской Католической Церкви.
Примечания к главе 3.5

1. Исход 20:14; Второзаконие 5:18
2. Римлянам 7:7, сравните с Исходом 20:17 и Второзаконием 5:21
3. Притчи 6:25; 4:23; 16:2; 21:2
4. Матфей 5:21-22
5. Откровение 22:15
6. Матфей 5:20
7. Колоссянам 2:20-23
8. Колоссянам 3:5
9. 1-е Иоанна 2:16-17
10. Матфей 19:16-30; Марк 10:17-30; Лука 18:18-30
11. Матфей 6:33
12. Матфей 18:8-9; Марк 9:43-48
13. Псалтирь 1:1-2
14. Матфей 19:3-9; Марк 10:2-12