Каковы были принципы, на которых Братья основывали свою веру и жизнь, и за которые так много из них умерло? Откуда черпали они силы, чтобы выжить?

Назад к Библии
Первым и главным, на самом деле основополагающим принципом, было сознательное желание возродить оригинальное новозаветное христианство.

Братья не были одержимы приверженностью к историческому прошлому, а лишь имели твердое убеждение, что никакое другое христианство не достойно имени Христа, чем – историческое. В мире, где во имя Назарянина с одинаковым рвением творились и чистые и грязные дела, и где официальное христианство обыкновенно подразумевало безжалостную власть, гордыню, роскошь и коррупцию, они несли убежденность, что вера Иисуса и апостолов, правильно понимаемая и с верой отправляемая, могла быть жизненной и преобразующей силой. Для них Писание, как самый достоверный источник знаний о Евангелии, было с очевидностью лучшим проводником к первозданной христианской истине, чем все советы епископов и окаменелые предания продажной средневековой церкви.

Главные национальные протестантские реформаторы именно с этого начали свой разрыв с Римом, но, как об этом свидетельствуют их собственные труды, под нарастающим давлением все более и более поддавались желанию идти на компромисс, политический и религиозный, на самом деле следуя лишь своему желанию удерживать власть. Как многие церковные лидеры до того и после того, эти выскочки приходили к убеждению, что они, ни много, ни мало, следуют призванию самого Бога стоять у власти, даже ценой отказа от первоначальных принципов.

Братья во Христе увековечивали изначальные принципы Реформации и не желали идти на компромиссы ради личной выгоды. Но они были более чем диссиденты от протестантов, на них был дух личного участия в проповедовании Библии, заново переведенной на национальные европейские языки с оригинальных источников первых веков. То, что это было по их инициативе, а не благодаря случившейся Реформации, как это иногда преподносится, становится ясно из соответствующих исторических источников, и видно из всего образа их жизни и из их литературы.

Этот призыв "назад к Библии" был характеристикой всей проповеднической деятельности Братьев. Они считали, что не тот проповедует, кто обращает – никого они не признавали обращенным, если он не отведал от "живительного Слова" и не через чье-то чтение ему, а через собственное чтение. "Слово Бога вечно истинно и является той силой, которая обращает грешников; его правда изливается прямо в сердце" – так выразил это Конрад Гребель. Они были убеждены, что верующему самых скромных способностей – если только он честен и искренен, возможно понять и следовать Слову.

Группы по изучению Библии
Таким образом, одной из главных форм работы Братьев были библейские классы. Вуду и Лоларды собирались группами для познавания и обсуждения частей Библии на своем родном языке. Но с распространением печатной Библии на национальных языках и умножением возможностей изучать оригинальные – еврейский и греческий – языки в университетах, библейские классы обрели новую силу, как это было рассказано о цюрихской группе Кастельберга. Встреча открывалась молитвой. Поначалу не пели гимнов – по какой-то необъяснимой причине Гребель не поощрял этого. Но позже, когда гонения чрезвычайно усилились, гимны обрели значение единения. Затем читали Библию и часто кто-либо, сведущий в оригинальных языках, делал пояснения к отдельным местам. "Так представало истинное значение слова" – благодаря усилиям членов группы. Братья по очереди вели классы. Потом наступало время дискуссий по выбранной теме, завершалось собрание новой молитвой и гимном. Очевидно, для того времени это была совершенно новая форма церковной деятельности.

В таких простых встречах Братья выковывали контуры их общинной жизни и символы своей веры. О том и о другом будет говорено позже. В этой же главе основное внимание будет сфокусировано на тех элементах веры, которые имели "спрос" во второй и третьей четвертях 16 века. Остальные пункты были пока еще в зародышевом состоянии.

"Не много благородных"
Братья были наивны в своей вере, что такие люди, как Лютер, Кальвин и Цвингли могли быть честны и последовательны в следовании Библии. Во многих диспутах 1520-1530-х было признано, что Братья превосходили противную сторону в аргументации, но не аргументы брали верх, а власть. "Посмотрите, братья, кто вы призванные: …не много сильных, не много благородных" (1 Коринфянам 1:26).

Многие из этих споров затрагивали предмет крещения. Писание и вся история показывают, что крещение младенцев имеет мало общего с крещением горячо раскаивающихся верующих апостольских дней или с рождением от воды и духа, предложенным Никодиму самим Господом. Гребель так определил позицию Братьев:

"Крещение должно быть прилагаемо к обращенному словом Божьим, должно изменить его сердце, а отсюда и искреннее желание облечься в новую жизнь. Крещение означает смерть старого человека и нарождение нового. Христос заповедал крестить тех, кто научен; и апостолы не крестили никого, кто не был научен".

Иногда можно слышать, что водному аспекту крещения придается чрезмерное значение, что крещение есть лишь обрядовая форма. Хюбмайер в своем неподражаемом стиле развенчал подобную критику: "Вода еще не представляет собой крещения, или целый Дунай был бы крещенским, а лодочники и рыбаки были бы крещены каждодневно". Только обращение достаточно взрослых людей предполагает настоящую основу для крещения – "все остальные так и останутся мирянами, хотя бы на них вылился целый океан воды". Они рассматривали детское крещение как "оскорбление, наносимое тем, для кого было бы истинной радостью принять самолично по своему разумению". Отсюда их коренное несогласие с требованием крестить своих детей. В 1540-е в районе Невшателя имел хождение трактат, освещающий многие аспекты веры Братьев; там, в частности, говорилось:

"Крещение может быть дано тем, кто научен и покаялся с верой, что грехи его взяты Христом, и что он будет воскрешен. Потому должно спрашивать с взрослых, а не с детей, как это делается в папском царстве".

Возмущение Кальвина
Невшатель находился в той части Швейцарии, которую Джон Кальвин считал своей вотчиной; поэтому он посчитал необходимым опубликовать опровержение. Он не терпел возражений: как Цвингли, Лютер и многие другие религиозные деятели того времени он был чрезвычайно жесток. Немногие способны были выдержать его яростное возмущение на предмет несогласия с его точкой зрения. Так в 1545 году появилась "Инструкция для дискуссий по поводу ошибок общества анабаптистов". На ее обложке нарисован был меч пламенеющий и начертаны зловещие слова на латыни: "Не мир пришел Я принести, но меч" (Матфей 10:34). Несколько спустя в Англии появился дурной перевод этого "труда". Теперь на обложке был геральдический знак Англии и почти обнаженный мужчина рядом с одноногой женщиной. Из головы мужчины росли рога, а внизу помещалась виньетка с изображением царя с двумя собаками. Французское слово "ошибки" было заменено на английское сочетание "вредные ошибки". Продавать брошюру надлежало "в новой лавке под мостом в Чипсайде".

Тон работы совершенно бурлескный. Братья в ней представлены как "одержимые гордыней и погрязшие в предрассудках, через свое упрямство и злопыхательство закрывающие глаза на свет, который на них обращен". Кальвин называет их "эти несчастные фантазеры, так превозносящие себя…". Их труды он обозначил как "поверхностные и бесплодные рассуждения… высказываемые невежественными людьми… написанные в высшей степени неграмотно; опасный яд… целый океан ошибочных и глупых рассуждений… сбивающие с толку простаков, не способных иметь своего мнения". "Писать об этих заблуждениях – все равно, что влезть в бездонную яму, из которой я уже не выберусь". Тем не менее, он делает попытку. Главный его аргумент: Братья "не имеют на себе Слова" (которое он, Кальвин, безусловно, имеет), потому что они не помогают ему, а только вредят и беспокоят". Все, что говорится ему наперекор, – однозначно вредно и ошибочно.

И все же возражения Кальвина против истинного крещения Братьев следует признать чрезвычайно слабыми. Это низкая клевета, говорил он, называть крещение младенцев исторически папистским. Он желал бы довести до сведения всех простодушных, что никто из умнейших людей не может привести обратных доказательств, т.е., что таковой обряд не существовал еще при апостолах. (Это утверждение происходит, конечно, от неграмотности или от нечестности). Интерпретацию Марка 16:16 как необходимость уверовать перед крещением он называет "никчемным заключением". Случаи крещения, описанные в Деяниях 2, он развенчивает как исключения, потому что они-де требовали специального покаяния. Он обращает внимание на новозаветное выражение "дети Бога" и приходит к выводу, что это подразумевает, что они крещены в младенчестве.

Столетием позже другой кальвинист, уроженец Глазго Роберт Бэйли, в своей работе "Анабаптисты – источник греховности" высказывает тонкое нерасположение к практике крещения взрослых:

"Они совсем ни во что не ставят крещение опрыскиванием, а предпочитают полное погружение в воду. Необходимость "окунания" они почитают столь необходимым для истинного крещения, что замена его окроплением сводит результат к нулю. Им нипочем, что погружение в воду может привести к простуде и даже смерти, а женщины покрывают себя несмываемым позором, оставаясь обнаженными в одном ряду с мужчинами и на виду у всего собрания – их эти несообразности совсем не трогают".

На самом деле нет никаких свидетельств того, что Братья крестили мужчин и женщин таким именно образом, чтобы последние испытывали названные неудобства.

В своих "Инструкциях" Кальвин нападает на другой символ веры, о чем будет говорено в следующих главах:

"Они считают, что души их спят до дня суда, ничего не ведая и не чувствуя, что душа есть не что иное как жизнь, которая отнимается за грехи, но потом возвращается при воскрешении. Некоторые утверждают, что жизнь есть дар; другие считают, что мертвый спит до дня воскрешения".

Он полагает все названное "мнением слепца" и добавляет, что "всякий может видеть последствия таких заблуждений", и с отвращением отметает трактовку ада как простую могилу.

Кальвин же считал, что "под смертью надо понимать не просто умирание, но смерть, приносящую отлучение". Св. Петр, по его словам, доказал, что души правоверных бессмертны, а плоть преходяща и слово Бога пребывает в вечности".

Церковь – Братство Верующих
Из событий, описанных выше ясно, что Братья испытывали большие лишения, как от светских, так и от церковных властей из-за того, что понимали церковь добровольным объединением посвященных, а не государственным учреждением. В одной из ранних работ Гребель дает образец к пониманию:

"Христос есть голова церкви, а верующие – ее члены. Церковь есть истинное братство живых и страждущих, внешне скрепляемое узами веры, а внутренне силой любви. Когда один из членов не в состоянии более нести любовь другим братьям или вообще не следует евангельским требованиям в личной жизни, то он разрывает узы братства. Братья, запятнавшие себя греховностью и не прислушивающиеся к голосу церкви, должны быть исключаемы из братства".

С самого начала предполагалось, что церковь должна состоять из готовых к послушанию верующих, одинаково "служащих примером, как в жизни, так и в смерти во имя Христово"; будучи "сообществом святых, хотя не совершенных, но желающих совершенства и стремящихся к нему". Это было сообщество одновременно и совершенное светское и совершенное в святости. Различий между мирским и святым не соблюдалось. Служившие делу церкви в качестве проповедников и старейшин "сами зарабатывали себе на жизнь и "осуждали получение денежного вознаграждения за церковную службу". Каждая община сама избирала достойных, по их мнению, пасторов, а обязанность проповедовать лежала на всех членах. Латуре, французский историк, писал: "Многие были горячими проповедниками, ищущими всякой возможности не только наставлять уже считающих себя христианами, но и нести Евангелие всему человечеству". Кальвин, Бэйли и им подобные особенно выделяли как негодное, "что каждая конгрегация имела независимое право сама решать все экклесиальные вопросы вплоть до исключительного права отлучения и, более того, любой член мог публично оспаривать сказанное проповедником".

Женщины и вопросы брака
В противовес практике той эпохи женщины экклесии были до невероятной степени эмансипированы; к ним всегда относились с уважением и по-рыцарски – это один из привлекательнейших моментов их жизни и литературы. Истинное духовное равенство и дружба между мужем и женой, между братьями и сестрами, выглядели полнейшей противоположностью жестокому, целиком подвластному мужчинам, миру средневековья. В век, когда для женщины считалось не обязательным и даже неразумным знать содержание Библии, Хюбмайер заметил, что набожная женщина Аргула из Штауфена знала куда "больше из Святого Писания, чем это можно было встретить среди кардиналов". Многие жены известных Братьев сами были выдающимися личностями, и Бендер указывает, что треть всего числа принявших смерть за веру была женщинами. Они писали гимны, наставляли других женщин и участвовали в благотворительности. Бендер отмечает, что в среде Братьев брак почитался значительно более возвышенным актом, чем это было принято понимать в те времена. Брак в вере и прочная, сильная семья были возведены в твердую традицию. Хотя следующие строки были написаны столетие спустя, но сказанное приложимо к самым ранним известиям о Братьях: "Брак установлен Богом и должен иметь место исключительно между членами христианской общины, получивших одно крещение в одной церкви".

Отношения верующих и общества
Однозначно определялось, что верующие должны удаляться от государства. Они избегали службы в государственных учреждениях, не выступали в роли судей, полицейских и всюду, где требовалось употребление силы; они были убеждены, что христиане не могут участвовать в войнах. И в самом деле, как с удивлением писал швейцарский летописец: "Они не носили оружия – ни меча, ни кинжала, ничего более острого, чем столовый нож, объясняя, что это было бы похоже на волка в овечьей шкуре". Мы уже познакомились с подобным отношением к применению силы, когда упоминали о переписке Гребеля с Мюнцером. Несмотря на длительный опыт противостояния Братьев и властей во всех странах, они никогда не пожертвовали этим основополагающим принципом, считая это естественным выражением подчинения Христу и настоящим членством в интернациональном сообществе истинных верующих – братстве, не знающем границ и не признающем ревности врагов. Установление законов и присяги они считали недостойными христиан, и во многих конфессиях это прямо запрещалось.

Сами же они понимали свое удаление от мира не как в чем-то ущемляющее качество их жизни, а как целиком положительное явление. И друзья, и враги одинаково отмечали их высочайшие моральные качества и этическое равновесие, царившее в братстве. Что поражает в документах того времени, так это бьющее в глаза несоответствие между совершенно иррациональным негативным отношением к Братьям лидеров церкви Лютера, Цвингли и Кальвина с одной стороны и оценками таких же противников, но только более объективных. Если сам Цвингли называет "бесчеловечными" и обвиняет в безнравственности и жестокости, то современный ему римско-католический священник пишет:

"Никакой лжи, обмана, клятв, борьбы, ругани, никакого обжорства или безудержного пьянства, ничего показного в поведении, но вместо всего этого покорность, терпение, правдивость, кротость, честность, сдержанность, прямолинейность в такой степени, что в них можно предположить наличие Духа Божьего".

И вот что говорит цвинглианец:

"Весь образ жизни их пронизан набожностью, святостью и безукоризненностью".

Как фарисеи надоедали Христу, утверждая, что он одержим Вельзевулом, так и лютеране, следуя той же логике, относят их святость к одержимости дьяволом.

В период Реформации и до конца 17-го века Братья во Христе были одиноки в своем понимании необходимости полной свободы в выборе веры: они считали невозможным навязывать веру силой. Некоторые из них выступали против смертной казни, выступая за улучшение образования и юридическую справедливость, – эти взгляды были приняты лишь в 20-м столетии.

От Братьев во Христе произошло одно сообщество: Братья Гуттериты. Оно до сих пор существует в горах Моравии. И их основным догматом является "общее владение всем насущным", считающийся важнейшим для корпоративного образа жизни. Но в начале было не так. Хюбмайер, будучи спрошенным на этот счет Цвингли, ответил, что "Человек должен так относиться к другим, чтобы голодный был накормлен, жаждущий – напоен, обнаженный – одет, ибо мы не господа, а слуги. Никто не говорит, что все должно быть в общем пользовании". Таково было мнение большинства Братьев. Пока свежо было воспоминание о немецкой Крестьянской войне, европейские правительства живо реагировали на упоминание о коммунизме.

Недоверие к символу веры
Символ Троицы, как и следовало ожидать, рано попал под подозрение: Ни Библия, ни апостольское кредо не давали основания к появлению такой доктрины. Как мы увидим позднее, природа Божества и Христа являлись предметом раздора и взаимонепонимания, но скоро усилия по возвращению к истинно библейскому пониманию Писания дали свои плоды. Около 1530 года некто Клавдиус Аллобрекс из Швейцарии ощутил на себе как "нехорошо" выступать против Троицы, а Шпительмайер из Тироля выразил свою веру тем, что указал на возросшее непонимание афанасьевской теологии:

"Мы верим и придерживаемся мнения, что Христос здесь на земле был нормальным человеком, таким как мы – из крови и плоти; он был сыном Марии, родившей его, тем не менее, без участия мужчины. Он был Сыном Божьим, но Он не Бог, а человек, инструмент, через которого Бог донес к нам Свое Слово".

Дальнейшее развитие антитринитаристской мысли будет рассмотрено в главе, повествующей о польских Братьях.

Вера во второе пришествие Христа и правление святых были характерны для Братьев, а интенсивность ожидания его прихода время от времени варьировала в зависимости от политической обстановки. Несомненно, апокалиптические откровения, как Даниила, так и Нового Завета были настольными книгами и отдельных верующих и пособием в группах. Апокалиптические символы различными способами прилагались к образу папы Римского, Цвингли и к преследовавшему их императору Фердинанду. Однажды летним днем 1525 года члены цолликонской группы длинной процессией прошествовали по улицам Цюриха в знак предупреждения о близком суде.