Перед Пилатом (Мф 27:1-26; Мк 15:1-15; Лк 23:1-25; Ин 18:28-19:16)

Пётр был не единственным несчастным человеком из тех, кто покинул дом первосвященника в то утро. Примерно в то же время из Гефсиманского сада, где было совершено предательство, возвратился Иуда. Пока Пётр томился в ожидании во дворе, Иуда проскользнул в комнаты рабов и там скрылся. Это был уже совсем другой человек. Теперь он уже осознал чудовищность своего преступления. Торжество победы превратилось в горечь и отчаяние: его слух по-прежнему терзали слова преданного им Господа, а перед его мысленным взором вновь и вновь возникали глаза Иисуса, зовущие его назад. Эта тёмная душа никогда ещё не была столь близка к покаянию. Должно быть, Иуда находился неподалеку того места, куда Иисуса привели для издевательств, и слышал жестокие насмешки, издевательский смех, свист плети и град ударов. Наверняка по его лбу струился холодный пот, а сердце сжалось от угрызений совести и отчаяния.

Иуда теперь уже ничего не мог сделать, чтобы остановить ход событий, начало которым положило его предательство. Он также не мог облегчить бремя своей души. Как долго он оставался во дворце, мы не знаем. Наверняка он пробыл там несколько часов, прежде чем его измученная душа указала ему, что ему надлежит делать. Серебряные монеты утратили свою привлекательность и теперь тяжким бременем лежали в кармане его туники. Он сейчас же вернёт их первосвященникам. Люди расступались перед человеком с диким взглядом, который отчаянно нёсся по улицам к храму. Иуда нашёл первосвященников, когда те взволнованно обсуждали последние события. Он воскликнул: "Согрешил я, предав кровь невинную", и протянул им жалкие монеты. Они посмотрели на него с недоумением и презрением. "Что нам до того? смотри сам". Иуда бросил деньги на мраморный пол и убежал одержимый мыслью о самоубийстве. Это произошло на одном из деревьев, что росли на земле, купленной им за нечистые деньги. Он снял свой пояс, обмотал его вокруг шеи и повис над узким ущельем. Он висел до тех пор, пока пояс не порвался под его весом и он упал вниз на камни Геенны.
Чтобы понять противоречивую позицию Пилата в то раннее пятничное утро, следует принять во внимание события, происходившие за сценой. В Евангелиях мы можем найти лишь малоприметные путеводные нити к разгадке этих событий, но все они имеют огромное значение. Со времени ухода Иуды из верхней горницы прошло несколько часов до ареста Иисуса в Гефсиманском саду. Эти часы были для Каиафы очень насыщенными и беспокойными. На первый взгляд ему не стоило никакого труда послать Иуду в тот иерусалимский дом и там арестовать Иисуса. Но на деле всё было намного сложнее. Если бы первосвященник воспользовался тем, что Христос был посреди них и открыто говорил о Своей смерти, ему пришлось бы тщательно взвесить все обстоятельства, прежде чем Его арестовать, ведь людские толпы могли помешать его намерениям. Если бы он не смог должным образом подготовиться к этому, ему пришлось бы отпустить Иисуса, ибо невозможно было держать Его иерусалимской тюрьме в течение семи дней не вызвав возмущения народа. Всё зависело от позиции римского прокуратора. Каиафа не сомневался в том, что большинство членов синедриона будут на его стороне, но что будет, если Пилат откажется ратифицировать смертный приговор. И поэтому почти наверняка после получения информации от Иуды и её тщательного анализа первосвященник нанёс Пилату неожиданный визит. Он попросил прокуратора подтвердить вынесенный им смертный приговор. Не трудно догадаться, какие аргументы он при этом использовал: некий человек является политическим преступником, а он (Каиафа) обладает достоверной информацией о его окружении, позволяющей немедленно его арестовать. Но поскольку в это время его арест связан с большим риском народного восстания, следует как можно скорее допросить его, подтвердить смертный приговор и распять, прежде чем народ сможет этому помешать.
Пилат, должно быть, подумал, что Каиафа говорит правду, и был готов сотрудничать. Он также решил, что этот случай даёт ему возможность разрядить напряжение в отношениях между римской крепостью и храмом. Упрямый характер Пилата и его недостаток дипломатичности в прошлом послужили причиной многих неприятных инцидентов, которые отнюдь не улучшили его положение в Риме.
Должно быть, Каиафа шёл по улицам Иерусалима с довольным видом. Теперь он был готов послать в Гефсиманский сад группу храмовых стражников во главе с Иудой. Но как Каиафа, так и Пилат не учли два немаловажных фактора: первый не подумал о содержании узника, а второй — о Клавдии Прокуле — своей жене.

Итак, в раннее пасхальное утро группа людей вывела скованного цепями Иисуса из дома Каиафы. Претория, расположенная в величественном дворце Ирода, находилась всего лишь в четверти мили оттуда, и вскоре они уже шли через благоухающие сады и стоящие по сторонам порталы здания. Иудейские вожди привели своего Мессию к язычнику, чтобы добиться у него разрешения предать Его смерти. Они сполна испили чашу нечестия. Они совершенно не осознавали, что тем самым они распинают свой собственный народ. История прежде не знала столь ужасного часа. Они передали Иисуса римским стражникам и, став поодаль, ожидали вынесения нужного им приговора. Их присутствие в зале суда было невозможно, поскольку они считали это осквернением.
Пилат давно уже не спал и был готов принять дело к рассмотрению. Несмотря на то, что он был готов пойти навстречу чаяниям Каиафы, он всё же не осмелился возлагать на себя ответственность за то, что он даже не допросил преступника. Он уселся на судейское место. Стоявший перед ним человек был весь в крови и в синяках, его одежда была испачканной и разорванной. Тем не менее, глядя на него, Пилат понял, что он не может выполнить обещание, данное ночью Каиафе. Он должен внимательно рассмотреть дело. Письменного свидетельства об обмене словами на этой первой встрече Иисуса с Пилатом не существует, но почти несомненно то, что сама она имела место, и то, что Пилат услышал, подтвердило его решение. Иоанн, предоставивший нам наиболее подробное описание допроса, проведённого представителем римской власти, повествует нам, что, оставив Иисуса в зале суда, Пилат вышел к иудейским вождям, стоявшим у ворот претории. К этому времени уже собралась толпа, но большинство присутствовавших пришло из резиденции первосвященника и из храмового двора. Эти люди первые узнали о происходящем и ныне нетерпеливо ожидали дальнейшего развития событий. У края толпы, возможно, стояли и поклонники Иисуса, поднятые со своих постелей волнением, разыгравшимся у дворца Ирода.

Первый вопрос Пилата вызвал у иудеев ужас. В Евангельских повествованиях нет ничего, что указывало бы на присутствие Анны или Каиафы, настолько они были уверенны в совершённых ими приготовлениях. Вопрос прокуратора показал, что он явно был не готов выполнить своё обещание. Римский способ судопроизводства предписывал официальное предъявление обвинения, проведение перекрёстного допроса и выступления защиты. И посему Пилат потребовал официального предъявления обвинения Иисусу: "В чём вы обвиняете Человека Сего?"
На первый взгляд может показаться, что ответ членов синедриона был просто наглым, но в свете происшедших событий он скорее был результатом их смущения и растерянности: "Если бы Он не был злодей, мы не предали бы Его тебе". В ответе Пилата прозвучала уловка, которая не могла остаться незамеченной теми, кто присутствовал на позорном судилище в доме первосвященника, ибо Пилат понял, что они предали ему Иисуса из зависти: "Возьмите его вы и по закону вашему судите его".

Первосвященники опомнились от шока и их изощрённые в инсинуациях умы направили течение событий в иное русло. Они сказали: "Нам не позволено предавать смерти никого". Затем они быстро сформулировали обвинение: "Мы нашли, что Он развращает народ наш и запрещает давать подать кесарю, называя Себя Христом Царём".
Это обвинение Пилат обязан был расследовать. Он оставил их, вернулся на своё судейское место и позвал Иисуса. Должно быть, именно в этот момент пришёл посланник от его жены, Клавдии Прокулы. Пилат, несомненно, говорил с нею о странном визите первосвященника. После этого она ушла спать с мыслями об Иисусе, и ей приснился о Нём необычайный сон, преисполнивший её мрачными предчувствиями. Поднявшись с постели, она пошла в покои мужа, однако Пилата там уже не было, поскольку он отправился в зал суда. Она немедленно отправила ему срочное послание: "Не делай ничего Праведнику Тому, потому что я ныне во сне много пострадала за Него". Эти слова укрепили решимость Пилата довести правосудие до конца. Иоанн запечатлел допрос Иисуса.
"Ты Царь Иудейский?"
"От себя ли ты говоришь это, или другие сказали тебе о Мне?"
"Разве я Иудей? Твой народ и первосвященники предали Тебя мне; что ты сделал?"
"Царство Моё не от мира сего; если бы от мира сего было Царство Моё, то служители Мои подвизались бы за Меня, чтобы Я не был предан иудеям; но ныне Царство Моё не отсюда".
"Итак Ты Царь?"
"Ты говоришь, что Я Царь; Я на то родился и на то пришёл в мир, чтобы свидетельствовать об истине; всякий, кто от истины, слушает гласа Моего".
"Что есть истина?"
Это был торжественный момент, но Пилат не знал, что он держал свой ответ перед Царём всей земли. Его разум не постиг эту истину. Итак, представитель римских властей закончил допрос Иисуса. Он вышел к иудеям и провозгласил свой приговор: "Я никакой вины не нахожу в Нём".
Этот приговор был встречен бурей негодования. Враждебные и злобные выкрики доносились со всех концов; подстрекаемый первосвященниками народ присоединился к возмущению. Пилат заколебался и уже не знал, что ему предпринять. Вдруг он уловил слово "Галилея". Неужели узник является Галилеянином? Когда он узнал, что это действительно так, у него появилась возможность выиграть время. Он послал Его в соседнее здание на допрос к Ироду. Пилат также понял, что этот случай предоставляет ему возможность улучшить натянутые отношения с Иродом. Это была роковая ошибка. С того момента Пилат стал орудием в руках первосвященников, и теперь уже ничто не могло его спасти. Под их давлением он возобновил допрос, который юридически уже был завершён.

Искатель удовольствий и безответственный, скептичный и суеверный, Ирод Антипа, "эта лисица", как его охарактеризовал Иисус, был лишён всех благородных черт характера. Он стал невероятным скандалистом и окружил себя льстецами, такими же порочными, как и он сам. В течение длительного времени он получал сообщения об Иисусе и теперь был несказанно рад Его видеть, но только потому, что хотел стать свидетелем проявления Его чудесной власти. И вот он удобно устроился на своём троне и начал засыпать Его вопросами.
Но от стоявшего перед ним Человека ответа не последовало. Его молчание начинало раздражать Ирода. А между тем некоторые иудеи, последовавшие за Иисусом, непрестанно Его обвиняли. Но Ирод потерял всякий интерес к своим обязанностям. Сложившееся положение задело его самолюбие. Раз Он провозглашает себя царём, значит, по сему и быть! Они одели Иисуса в блестящую одежду, и насмехались над Ним до тех пор, пока это им не надоело. Затем они отослали Его обратно к Пилату. Иисус с трудом передвигал ноги, когда Его вели в преторию. Вот уже много часов, как Он не спал.
Пилат встретил Его возвращение с ноющим сердцем. Но его обязанности не изменились. Уничижительное отношение Ирода к Иисусу фактически подтвердило его оправдательный приговор. И вновь он обратился к иудеям, количество коих многократно увеличилось за прошедшие часы. "Я при вас исследовал и не нашёл Человека Сего виновным ни в чём том, в чём вы обвиняете Его; и Ирод также: ибо я посылал Его к Нему, и ничего не найдено в Нём достойного смерти; итак, наказав Его, отпущу".
Но теперь было слишком поздно, ибо Пилат уже показал свою слабость. Они отклонили его приговор; их выкрики становились всё более настойчивыми. Какие-то тёмные личности пришли с требованием отпустить им одного узника: существовал такой пасхальный обычай, неохотно признанный римлянами, но бурно приветствуемый иудеями. Однако на сей раз Пилат его принял. Как плохо он знал людей! Каким он был жалким, когда так постыдно шаг за шагом отступал перед их гневом! "Есть же у вас обычай, чтобы я одного отпускал вам на Пасху: хотите ли, отпущу вам Царя Иудейского?"

"Не его, — закричали они, — но Варраву". Варрава был печально известным мятежником и убийцей.
Пилат уступал всё больше и больше. Он отдал Иисуса воинам на бичевание. И вновь страждущий Спаситель человечества подвергся необузданной жестокости людей. По окончании истязаний они принесли терновый куст, сплели из него грубое подобие венца и водрузили Ему на голову. Затем они набросили на окровавленное тело пурпурное полотнище и стали приветствовать Его как царя.
Они привели Иисуса назад к Пилату. При виде подобного зрелища огрубевшее сердце прокуратора сжалось от жалости. Он вывел Его к народу и сказал: "Се, Человек!"
И люди смотрели и плакали. Затем они медленно отвратили свои взоры от Иисуса и посмотрели на его судий, которые громко требовали Его страданий и смерти и били Его по щекам.
Но в иудеях не нашлось ни капли жалости. "Распни, распни Его", — кричали они. Пилат совсем отчаялся. "Возьмите Его вы и распните, ибо я не нахожу в Нём вины". Это были слова человека, потерявшего рассудок, ведь иудеи не могли распять Иисуса. "Мы имеем закон, — настаивали они, — и по закону нашему Он должен умереть, потому что сделал Себя Сыном Божиим". Пилат затрепетал. В этом человеке было нечто, что оказало на него необычайное влияние. Он сохранял спокойствие и почти неземное достоинство, несмотря на выпавшие на Его долю ужасные испытания. Пилат увёл Его от шума беснующейся толпы в тишину зала суда. "Откуда Ты", — спросил он. Но Иисус не дал ему ответа. "Мне ли не отвечаешь? — настаивал Пилат, — не знаешь ли, что я имею власть распять Тебя и власть имею отпустить Тебя". "Ты не имел бы надо Мною никакой власти, — ответствовал Иисус, — если бы не было дано тебе свыше; посему более греха на том, кто предал Меня тебе".

Потрясённый Пилат вышел к народу и сделал последнюю отчаянную попытку спасти Иисуса. Его встретила буря злобных выкриков. Затем он услышал нечто, что изменило всё положение вещей. Должно быть, Каиафа, услышав о возникших трудностях, явился вдохновителем этих слов: "Если отпустишь Его, ты не друг кесарю; всякий, делающий себя царём, противник кесарю". Теперь он уже не был судьёй, но подсудимым, таким же, как Иисус. Он мог себя спасти, лишь принеся в жертву Христа. Другого выхода он не находил.
"Царя ли вашего распну".
"Нет у нас царя кроме кесаря".
В жалкой попытке отстраниться от преступления, которое допустила его слабость, Пилат приказал принести воды и умыл руки в присутствии толпы, восклицая: "Невиновен я в крови Праведника Сего". Однако скверну греха смыть невозможно.
Кровь Его на нас и на детях наших, — закричали торжествующие иудеи. Это было ужасное пророчество.
Они повели Иисуса на смерть.