1­5 Перевернутый мир

Успех в этом наших первых братьев был феноменален. Даже их враги признавали, что они перевернули мир. Двенадцать мужчин и несколько женщин наполнили Иерусалим учением своим (Деян 5,28). И я сосем не думаю, что присутствие тогда даров Святого Духа слишком сильно повлияло на рост церкви. Тогда большинство из братьев были простыми, не образованными рабочими людьми, а потому очень трудно представить их, доказывающими всем и всякому теологические заблуждения под законом Моисеевым и истинность во Христе. Можно представить себе, как на берегах Адриатики, может быть там, где сегодня крестятся настоящие Христиане, проповедуется Человек, Которого имя – Иисус, Который был Сыном Божиим и жил в Палестине. И это рассказывается тем, кто понятия не имеет о Палестине, ибо никогда дальше 50 км. от своей деревни никуда не выезжал. А ему рассказывают о Каком-то совершенном Человеке, Которого распяли римляне, но Который после воскрес, как о том и было написано в книгах Ветхого Завета, которые можно увидеть в местной синагоге, к Которому вы можете присоединиться крестившись в смерть Его, получить прощение грехов и надежду на воскресение, стать сопричастником обетований, данных Богом Аврааму, который является праотцем как настоящих Иудеев, так и духовных, которыми и вы можете стать, если примете Христианскую веру, несмотря на то, что этот народ и презирается среди вас… И т.д. и т.п. Тут можно еще говорить и говорить. Однако не думаю, что такое проповедование смогло бы принести хоть какие-то плоды. В их благовестии должно было обязательно присутствовать нечто, что неизменно убеждало людей в истинности их Благой Вести. Истина и искренность проявляются в тех, кто благовествует истинно и искренно. Проповедь распятого Спасителя была отвратительна для Иудеев и огромной глупостью для греков. И все же, не объяснимо для людей, благовестие распространялось.

Исключительность благовестия

Благая Весть, проповедуемая ими, имела одну исключительную особенность – она была истиной, самой важной истиной из всех, существующих на земле. В римской империи была “религия”, по которой боги благословляли империю, если империя поклонялась им, а следовательно, каждый гражданин должен был соблюдать эту религию. Впрочем, не запрещалось при этом также иметь и свою собственную религию. Любую. Кроме Христианства. Ибо только Христианство признавало, что в мире больше нет имени; кроме имени Иисуса, которым можно было бы спастись (Деян 4,12). А это было прямым вызовом существующей религии. После крещения, Господом признавался Христос, что противоречило тому, что господом (господином) признавался исключительно кесарь. Христианин не мог служить двум господам, ибо одного он любил, а другого ненавидел. Да и само понятие “Царства Божия” было в то время революционным, ибо не должно было существовать никакого другого царства, кроме царства кесаря. Братья же наши благовествовали о Царстве Божием. А значит, принявшие эту Весть, были неизбежно преследуемы: их лишали прав торговли, не давали работы, ущемляли в социальных правах, не давали детям верующих возможности получить образование. Давид Бош писал⁽¹⁾: “Христианское признание Иисуса Господом всех господ, было в Риме самым революционным и самым радикальным политическим понятием”. Так же и Филип Янсей⁽²⁾: “По мере распространения церкви по Римской империи, распространялся и лозунг, “Христос – Господь”, что было прямым вызовом Римской власти, которая требовала от своих граждан присяги на то, что “Кесарь – Господь”. Так что признание Христа Господином, было опасным во всех отношениях шагом. Как и в наши дни. Люди умирали за это, как умираем и мы, получившие такое ведение. У нас есть склонность, на которую указывал и Сам Господь – называть Его Господом, но не делать того, что Он повелевает нам делать. Признание же Его Господом – есть беспрекословное подчинение Ему (Лк 6,46).

Известно, что во времена Нерона Христиане не пользовались Римскими монетами, на которых было выбито изображение кесаря, как господа⁽³⁾. И в этом смысле невозможно было ни продавать, ни покупать – точно так, как написано в Откр 13,17, где в следующем стихе дается определение числа зверя, числа человеческого – 666. А это – сумма, получаемая при сложении букв, составляющих фразу, “Нерон кесарь”. Как бы этот стих ни относился к последующему католицизму, нет никакого сомнения в том, как он понимался преследуемыми верующими в первом столетии. Позже император Домициан требовал, чтобы ему поклонялись как Господу и как Богу, “Dominus et deus noster” (Suetonius, Domitiani Vita, 13.4). Иоанн пишет о том, как Фома называет Иисуса “Господь мой и Бог мой” – что, как раз, совершенно противоположно тому, что от него требовали власти (несмотря на то, что Домициан царствовал позже). Нельзя одновременно поклоняться и кесарю и Господу Иисусу, о чем и предупреждал ранее Христос. Домициан требовал, чтобы его называли Господом, а это было невозможно для Христианина. Похоже большая часть Откровения посвящена именно тому, как в первом веке верные отказывались поклоняться кесарю, отказываясь обожествлять Римскую империю, за что и подвергались гонениям (Откр 13,4; 14,9,11; 16,2; 19,20). “Во времена гонений при Нероне, быть Христианином означало то же, что быть преступником, и Христиане (в отличии от остальных религий) наказывались только потому, что они были Христианами” (Tacitus Annals 15.44.5; Pliny Letters 10.96.2-3). “Всё их преступление состояло в том, что они отказывались поклоняться любому богу, кроме их собственного, включая сюда и то, что греки назвали “атеизмом”. Отказ приносить жертвы языческим богам и обожествлять императоров, воспринималось как прямая угроза отлаженным отношениям между людьми и богами” (J.L. Mays, Editor, Harper’s Bible Commentary, (New York: Harper and Row, 1988). И хотя в наше время противостояние между верующими и зверем не настолько жестко и серьезно, суть его остается прежней, а потому и должна нами остро ощущаться.

Некоторые из нас обращают многих, несмотря на очевидные трудности (например, обращение мусульманина, или же обращение бизнесмена материально нуждающейся матерью одиночкой с пятью малышами на руках). Другие никого не обращают. И это должно тревожить нас. Если бы под конец своего поприща я никого не обратил, это сильно бы меня обеспокоило. Что тогда я свидетельствовал миру сему? Какая соль была во мне, и была ли она вообще? Зачем я приходил в это мир? Наш свет загорелся после крещения для того, чтобы мы светили другим, а не прятали его под сосудом. Являемся ли мы светом Христовым в этом мрачном мире, или же просто верными членами религиозной секты? Глядя на верующих первого столетия, мы не можем ссылаться на неудачную обстановку, или же прятаться за то, что “им не интересно наше благовестие”. Конечно, не интересно, но до тех пор, пока они не познакомились с нами! Ясность и простота нашего свидетельства, наш облик, наше поведение должны вызывать интерес. Несмотря на то, принималось или не принималось свидетельство в первом столетии, оно неизменно достигало самого сокровенного в людях (Деян 2,37; 5,33; 7,54). Ибо они, сами того не сознавая, заставляли людей обращать на себя внимание, примечать себя (Деян 4,13).

Как часто вы, или я, разговариваем о кресте и воскресении друг с другом или же с людьми мира сего? Вместо этого мы предпочитаем больше говорить об археологических находках, или же о нашествии России на Израиль, или же просто о вчерашней погоде. А это говорит о том, что мы не думаем много о кресте и истине его. Подобно 12-ти мы предпочитаем менять тему разговора, как только речь начинает касаться креста. Хлебопреломление не должно быть единственным толчком думать о кресте. Крест всегда должен стоять перед нашим мысленным взором. Первые наши братья видели и знали Иисуса отверженного, всеми презираемого, усталого и изможденного от дорог и проповеди, оплеванного, окровавленного и постыдно обнаженного. Но после Его воскресения, Он стал для них другим – превознесенным одесную Бога, способным спасать других, готовым вернуться на землю. И они говорили об этом, ибо они знали Его. “Апостолы же с великою силою свидетельствовали о воскресении Господа Иисуса Христа” (Деян 4,33). Мы также, благодаря Евангелию и вере, знаем Его. И это знание должно быть основой нашего свидетельства.

К тому же я уверен, что успех ранней церкви объясняется еще и тем, что они не страдали манией отделения тех, кто был виновен в общении с грешниками, ибо они просто стремились, не обращая ни на что внимание, проповедовать. Они несли людям исключительную благую весть, при этом совсем не желая быть самими исключительными людьми. Сам Господь учил их, предсказывая о том времени, когда их будут изгонять из синагог. Он не заповедовал им самим оставлять синагоги, несмотря на то, что Иудаизм первого столетия был развращен как теоретически, так и практически. Из Деян 26,11 видно, что Христиане были “по всем синагогам”. Павла называли “братом” еще до его крещения, как и он обращался к Иудеям, как к своим “братьям” (Деян 22,5,13). Само собой, что ему было очень хорошо известно, что значит быть братом во Христе, и все­таки он не был настолько категоричен, чтобы не называть “братьями” Иудеев. Так же вполне ясно, что он не обладал манией отстранения от таких грешников, которое так сильно мешает нам свидетельствовать и благовествовать по всему миру.

Уверенность Павла

В 1Тим 6,1 Павел говорит о том, что верующим рабам нужно вести себя перед неверующими своими господами так, чтобы из-за них не хулилось имя Божие. Отсюда следует, что раб должен был самим своим поведением благовествовать своему господину спасение, тем самым приводя его к вере. В Тит 2,5 он пишет то же самое, но о женах, чтобы они вели себя так, чтобы не порицалось слово Божие. Он считал, что все верующие являются благовестниками миру сему, если же благовестник ведет себя не достойно, то Благая Весть хулится и порицается окружающими его. В 1Кор 3,10-12 он убеждает своих читателей, что каждый из них должен обращать людей на прочном основании, чтобы не потерять их в день суда. Такая уверенность Павла говорит о том, как он хорошо думал о тех, кто по-настоящему был слаб в вере и много грешен. В Рим 6 он пишет так, как будто он полностью уверен, что все, читающие его Послание, крещены. Той же уверенностью был полон и Лука. Так о рассеянных “по разным местам” он пишет как об одной группе “рассеянных” для того, чтобы благовествовать слово (Деян 8,1,4; 11,19), чтобы резко “умножать” число учеников (Деян 6,1,7; 9, 31; 12,24), “умножать” так, как было обетовано Аврааму (Деян 7,17; Евр 6,14; 11,12). В каждом крещении он видел славное исполнение данного Аврааму обетования, даже несмотря на то, что позже из этого “множества” многие и отпали.

Notes

(1) David Bosch, Transforming Mission(New York: Orbis, 1991)

(2) Philip Yancey, The Jesus I Never Knew (London: Marshall Pickering, 1995) p. 246

(3) John Stott, The Cross Of Christ (Downers Grove, IL: I.V.P., 1986).