5­5 Свидетельство о единство Христиан первого столетия

Гамалиил очень верно заметил, что любого не настоящего Мессию можно узнать по тому, что все его ученики, как это было в случае Февдой, “рассеялись и исчезли”, или же “рассыпались”, как это было в случае с Иудой Галилеянином (Деян 5,36,37). Тем самым он подразумевал, что так же и все последователи Иисуса разъединятся, если Он не настоящий и законный Сын Божий. А потому единство сообщества является свидетельством Его реальности и законности. Так - как это было в первом столетии.

Связь между святой жизнью и эффективностью проповеди видна из следующих слов Юстина: “Мы, которые прежде находили удовольствие в блуде, ныне почитаем исключительно одно целомудрие; мы, которые прежде занимались волшебством и гаданиями, ныне посвятили себя доброму и нерукотворному Богу; мы, которые прежде ценили прежде всего приобретение богатств и имений, ныне приносим все, что имеем в общий котел, разделяя каждому по нуждам его; мы, которые прежде ненавидели и уничтожали друг друга только потому, что другой был из другого рода и колена, ныне, с пришествием Христовым, живем все вместе, молясь за врагов наших и терпя поношения неправедные от ненавидящих нас за добрую жизнь по законам Христовым, дабы и они могли стать соучастниками нам в той же радостной надежде на награду Божию” (“Первая Апология”, 14). Подлинная любовь настоящих Христиан, показанная в противоположность этническим чисткам в бывшей Югославии и в районах Центральной Африки, также была могучим свидетельством этому миру. Наша же разобщенность даст, и дает, обратный эффект, понижая силу нашего свидетельствования, что произошло и во 2-м столетии.

О том времени написано (не богодухновенно) во 2-м Клемента 13,3: “Ибо, когда язычники из наших уст слышат изречения Божие, они дивятся их величественной красоте; за тем, познавая, что наши дела не достойны тех слов, которые мы говорим, они обращаются от своего удивления к богохульству, говоря, что все это лишь басни и обман”. Всевозможное богатство благих дел, которые были совершены духом Христовым, потеряли свою значительность благодаря церкви, открещивающейся от них, например, в результате блуда. Агапэ первых верующих, которая являлась людям различными способами, была утеряна. Точно того же стоит опасаться и нашему сообществу. Мы можем не грешить великими грехами, но можем потерять любовь, являемую делами. Когда читаешь о 2-м веке, то складывается впечатление, что радость куда-то ушла из Христианства, хотя в Новом Завете четко написано о необходимости радоваться при обращении, и о сохранении этой радости до конца (напр., Деян 8,8; 13,52; 15,3). Эта радость должна служить видимым доказательством подлинности благовестия. Она не должна была убывать. Для Иоанна не было большей радости, чем услышать, что его дети ходят в истине (3Ин 1,4). Павел говорил, что Фессалоникийцы были его славой и радостью (1Фес 2,19). Есть огромная радость в обращении кого-нибудь и в его дальнейшем духовном росте. Первая церковь состояла почти целиком из одних обращающих. Это должно было быть удивительным местом, которое само зиждилось на своей собственной энергии, энергии, которая так сильно привлекала к себе людей. Естественно, между силой свидетельства и Святым Духом есть определенная связь. Сам Дух свидетельствует о Христе (Ин 15,26), но о Нем же свидетельствуем и мы. Очевидно, что мы сегодня не обладаем чудесными дарами Святого Духа и вся наша духовность исходит от слова Божия, действующего в нас. А потому Дух свидетельствует в нас духом Христовым о радости, мире и любви в каждом из нас, а значит и во всем сообществе, являя окружающим привлекающую к себе людей истину, точно так же, как то было в первом столетии, с той лишь разницей, что у них были дары Святого Духа, а у нас нет Так Павел писал Фессалоникийцам, “что наше благовествование у вас было не в слове только, но и в силе и во Святом Духе, и со многим удостоверением”. “Удостоверение” - сила Духа Христова, притягивавшая достоверностью проповедников слова Божия. О том же говорится и в 1Кор 2,4-5: “И слово мое и проповедь моя не в убедительных словах человеческой мудрости, но в явлении духа и силы, чтобы вера ваша [утверждалась] не на мудрости человеческой, но на силе Божией”.

Особенно необходимо отметить единство Иудеев с язычниками. Сохранилась запись письма, написанного в то время. “Здесь живет смешанное население, большинство из которого составляют евреи, а остальной чужеземцы, которые прилепились к ним, как паразиты, из близлежащих земель”⁽¹⁾. Также существует еще множество свидетельств о существовавшей ненависти между Иудеями и язычниками. “Вражда” между ними удалялась только и исключительно во Христе (Еф 2,11; Кол 3,11; Гал 3,28). И такое свидетельство было настолько необычным, насколько и привлекающим внимание. Однако, увы, оно продолжалось не очень долго. Застарелое чувство вражды скоро разрушило их единство.

Необычное единство между первыми верующими оставило свой отпечаток даже на особенных словах и выражениях, употребляемых ими между собой, что было совсем не типично для любой другой религии этого мира, ибо это было признаком необычайного единения в любви. Такие понятия, как “экклесия”, “избрание”, “призвание” и прочие, приобрели новое и особое значение. Так слово “экклесия”, которым обычно называлось всеобщее собрание свободных граждан какого либо греческого города, приобрело у Христиан более возвышенное, особенное значение. Слово “Христос” для простого грека ничего, кроме “помазания”, не означало, тогда как среди Христиан, оно означало Мессию.

На крещение в то время смотрели, как на главную разделительную черту между церковью и миром, что вело к еще более прочному единению Христиан первого столетия. Иудеи “крестились” часто и по различным поводам, тогда как для Христианина крещение было одним и означало переход его от “грязи” жизни мира сего к чистой жизни в сообществе во Христе. О людях этого мира в Новом Завете говорится, как о “внешних” (1Кор 5,12,13; 1Фес 4.12; Кол 4,5), как о тьме, как о не имеющих надежду и живущих без Бога, в сравнении со светом и надеждой, существующими внутри сообщества (1Фес 4,5; Гал 4,8; 2Фес 1,8). Вспомните, что в первом столетии настоящих атеистов было совсем немного, ибо каждый поклонялся какому-нибудь своему богу. И все же об этом мире говорится, как о мире совсем незнающим Бога. Из 5-й и 6-й глав 1-го Послания к Коринфянам видно, что о Христианском сообществе говорится как о чистом и святом, в противоположность мировому, которое нечисто и невежественно. Удалявшиеся от веры не просто уходили, они подвергались анафеме (1Кор 16,22), отлучались в руки сатаны мира сего. А из этого следует, что внутри сообщества с такими тесными связями существовали и тесные отношения между его членами. Новообращенные ощущали в сообществе такое чувство радости и избрания (1Фес 1,4,6), какое не было доступно ни в какой другой религии мира. Это объясняет почему Павел “души не чаял” по отношению к обращенным (1Фес 2,8 ­ современный перевод) и почему он чувствовал, что разлучался с ними “на короткое время лицем, а не сердцем” (1Фес 2,17). Подобная боль разлуки и сильное желание видеть друг друга, не известно никакой другой религии мира. В 1Кор 2,6­9 говорится о том, что они обладали такой премудростью, какую никто, кроме них, не знал и не мог познать. Эта особенность истинного Христианства вызывала высокомерие и гордыню, что и определило дальнейшую судьбу ранней церкви, однако, подобная мудрость, при правильном к ней отношении, лишь теснее связывала их всех вместе. Николас Вольтер считает, что в первом веке, в основном, не употребляли религию как связующую силу, которая могла бы влиять и поддерживать ежедневную жизнь с ее нормами поведения в формирующемся сообществе”. И все же истина способствовала всему этому. А это является доказательством и сегодня того, что мы исповедуем, по­настоящему истинное учение, призывающее к настоящему обращению.

Первые наши братья очень много путешествовали, что должно быть оказывало большое впечатление на окружающий их мир. Впрочем, то же самое можно сказать и о нас, сегодняшних, постоянно пересекающих Россию и Северную Америку, пользуясь “попутками” в Африке, тратя на дорогу многие часы, и все ради встречи со своими братьями. Многие Послания в Новом Завете использовались также еще и как рекомендательные письма (Рим 16,1; 1Кор 16,10­12 ср. с Флп 2,25­30; Кол 4,7­9; Еф 6,21; Филимон 1,22; Рим 15,24), ибо гостеприимство полагалось за одну из Христианских добродетелей (Рим 12,13; Евр 13,2; 1Пет 4,9; 1Тим 3,2; Тит 1,8). Даже самый обыкновенный Христианин обязан был быть гостеприимным. Однако “безопасность и гостеприимство путешествующим по традиции принадлежала сильным мира сего, которые полагались на покровительство и дружбу, основанные на богатстве. Рекомендательные же письма говорят о том, что неизвестные до сих пор возможности, стали возможны и для всего дома веры, в котором принимались на доверии, даже совершенно незнакомые люди”⁽²⁾. Это было практическим следствием уверованных учений, ибо член Божией экклесии должен был приниматься как брат, или сестра в Лаодикии, Ефесе, Коринфе или Риме. То же самое, в основном, происходит между нами и в наши дни.

Враждебно настроенный к Христианству Celsus писал о единстве Христиан первого столетия: “Их согласие между собой вызывает удивление, так как оно не может иметь под собой заслуживающего доверия основания. Однако заслуживающее доверия основание их единства все же существует и зиждется на общественном недовольстве и несогласии, а также на боязни внешних ­ что и укрепляет их веру”⁽³⁾. Печально, но именно “боязнь внешних” и вела церковь к ее неизбежному падению.

Социальная разношерстность между верующими должна была вызывать изумление. Раскопки в Остии, недалеко от Рима, обнаружили, что обширные дома богатых горожан стояли в непосредственной близости с убогими жилищами бедняков. Так что бедность и богатство в те времена находились по соседству. А потому, когда мы читаем, что богатый Гаий был странноприимец Павла “и всей церкви” (Рим 16,23), то можно представить себе богатого человека, открывшего свой обширный дом для пришедших ко Христу живущих по соседству пацанов. Такое поведение должно быть выглядело очень странным в глазах всех остальных его соседей. Но именно таким и было настоящее свидетельство единства между Христиан.

Нам сегодняшним тяжело полностью проникнуться и понять общество, совершенно полностью основанное на семейных, родовых отношениях. В то время семья для человека была всем! Петр говорит, что ученики Христовы “оставили все” (Мф 19,27; Лк 18,28) ­ оставить “все”, было оставить имение и семью. Так что это было и остается самым главным из того, что ты можешь сделать ради Христа. А отсюда для первого столетия буквальное значение приобретают слова Христа о том, что обращенные, оставившие все, обретут семьи еще при этой жизни, т.е. в экклесии, в общении с ее членами. Впрочем призыв Христа остается и в наши дни не менее требовательным и не менее неудобоваримым, с той лишь разницей, что эти требования, несмотря на все ту же требовательность, не так ярко выражены.

Свидетельствует само сообщество

Короче говоря, сама природа сообщества верующих была отличным свидетелем. Каждый член церкви первого столетия почитал своим долгом свидетельствовать о Христе. Всегда и везде. Возможно, именно в этом мы так сильно отличаемся от них в худшую сторону. Наша обязанность, каждого в отдельности и всех вместе, не воспринимается нами так, как нужно. Мы благовествуем о будущем, или же о входе в него, проповедуем Человека Иисуса Христа. И в этом смысле, люди могут видеть Его только в отражении уже ставших близкими к Нему людей. Истинное свидетельство о Нем может быть лишь при личном соприкосновении с Ним. Задумайтесь о том, с какой страстью писал Иоанн об Иисусе, о том, что он видел глазами, что осязал руками, а потому и возвещал о Нем. Тогда не нужно было тратить время на разговоры о том, где и как лучше проповедовать. Огонь и страсть горели в них настолько сильно, что Павел, хотя и по вдохновению, в нарушение всех правил грамматики, вводил совершенно новые слова, ради того, чтобы лучше донести благовестие. Говоря о любви, они говорили людям о новой любви, которая вошла в их жизнь. Но то же самое происходит и сегодня, вот почему недавно обращенные такие хорошие проповедники. Свидетельство о Человеке Христе Иисусе ни в коем случае нельзя возлагать на какого-нибудь одного из наших братьев. Это – обязанность каждого из нас. Отмечено, что существенная разница между Христианством и Иудаизмом состоит в том, что Христианство базируется больше на личности, чем на каких-то абстрактных идеях⁽⁴⁾. И нам нужно всегда помнить об этом, помнить, что наша вера основывается на настоящем, некогда жившим на земле, но сейчас вознесшемся живом Человеке, а не на просто моральных и философских идеях. Упоминания о ранних Христианах говорят о том, что “проблемой Христиан” было то, что они все возникали из­за жившего еще в то время их предводителя. Так Клавдий в 49 году Н.Э. писал, что “евреи были изгнаны из Рима потому, что все время производили различные возмущения, возникавшие из­за Хрестуса” (Suetonius, Claudius 25.4). Историки и власти были уверены, что Хрестус (Христос) был в то время жив и подстрекал к возмущениям. Вот такой была тесной связь между невидимым, живым, превознесенным Иисусом и тем как жили Его братия в то время на земле.

Одной из больших проблем Римского общества было то, что Римская экономика и политика (особенно в городах) держались на насильном объединении совершенно разных людей, разделяемых между собой языковыми и социальными барьерами. В результате разжигалась ненависть, которая, рано или поздно, должна была закончиться взрывом. Павел же, в противоположность нависшей над Римским обществом угрозой, писал о новом сообществе тех, кто во Христе. О единении, в котором нет ни мужчин, ни женщин, ни Иудеев, ни язычников, ни рабов, ни свободных. О новом народе – о новом Израиле. Такой контраст между Христианами и миром должен был вызывать не только интерес, но и притягивать к себе людей.

Примечания

1) Quoted in E.M. Smallwood, The Jews Under Roman Rule (Leiden: 1976), p. 175.

(2) E.A. Judge, The Conversion Of Rome, North Ryde, Australia: Macquarrie Ancient History Association, 1980 p. 7.

(3) Quoted in Henry Chadwick, The Early Church (Harmondsworth: Penguin, 1967) p. 54.

(4) R.T. Herford, Judaism In The New Testament Period p. 227: “Павел понял, что Христианская религия была основана на Личности, а не на идеях”).