5­8 Нравственность Христиан первого столетия

На рабов и женщин приходилось смотреть не как на вещь, а как на людей. Истина призывала человека к покаянию, к личному общению с Богом и к личному же спасению. Объяснить истину, значило объяснить человеку, что он человек. Претерпевший до конца получит белый камень, на котором написано имя, которого никто не знает, кроме его самого и его Господа. Это было совершенно противоположно всем остальным религиям, которые заявляли, “либо вы идете на небеса, либо отправляетесь еще куда-нибудь”. Нам также нужно показывать людям, что они люди. Не стараться выказать всем свою правоту, а показать, что мы действительно хотим спасения каждого, а также и тебя лично, такого единственного и неповторимого, у которого только у одного такие голубые глаза. А также и тебя, который остался лишь с одной ногой, и тебя, заядлого курильщика. Мы хотим убедить всех, и каждого человека отдельно, что Богу угодно увидеть именно его в Царствии Своем. Что Бог, действительно, знает его и любит, и хочет спасти именно их, таких, какие они есть.

Наши первые братья проповедовали Личность, можно даже сказать, культ Личности, Человека Христа Иисуса. Они благовествовали Евангелие Христово, о котором сказано, что они просто “благовествовали Христа” (Деян 8,35; 5,42; 28,31). Они благовествовали Человека, Человека с большой буквы, который любит нас гораздо сильнее, чем мы можем любить Его. И на это тяжело не откликнуться. Здесь не простое послушание в надежде на хорошие времена. Конечно, и это побудительная причина, однако в духовных муках мы не всегда считаем, что нам достаточно одного лишь обещания Царства. Царство для нас не только морковка перед носом, за нами стоит еще и любовь Христова, подталкивающая нас. Иисус – Человек. Иисус распят. Иисус воскрес. Иисус превознесен и посажен на самом высоком месте во всей вселенной. Иисус обязательно вернется и обязательно будет судить перед воцарением в вечном Царствии Своем, воскрешая к спасению умерших в Нем. Это тот Иисус, Который и сейчас присутствует среди Своих, побуждая нас свидетельствовать о Нем и благовествовать Его. И именно об этом говорили Апостолы. Перед лицом смерти Павел мог спокойно заявить, что он знал, “в Кого уверовал”, а точнее, “Кому”, как это написано в церковнославянском переводе (2Тим 1,12). И нам нужно спросить себя, не потеряло ли наше благовестие нечто, во главе чего стоит Иисус Христос? Не стали ли мы все сплошь апологетами? Не концентрируем ли мы свое внимание больше на Библии, нежели на Христе, и не ищем ли награды за свои дела больше, чем просто желания служить этому Человеку?

Мы уже видели, что Христианская мораль привлекала к себе людей первого столетия. Высокие требования, предъявляемые Христом, сами по себе привлекают людей. В новозаветных Посланиях Иакова, 1-го Петра, Колоссянам и Ефесянам можно проследить учение о морали поведения.

Слишком часто наша проповедь превращается в обличение ошибок других и выставление нашей теоретической правоты. И это верно, ибо наше благовестие должно включать истину, однако больший упор надо все-таки делать на моральной стороне учения. Настойчивость, с какой Павел писал о необходимости жить в соответствии с верой, заслуживает того, чтобы уделить ей больше внимания. Ибо он знал, что именно в этом, как ни в чем другом, нуждалось, нуждается и будет нуждаться наше сообщество. Часто эта тема перекликается в его посланиях.

Можно прийти к выводу, что у первых Христиан было что-то вроде устава, на который ссылался Павел, и по которому следовало жить. Если это так, то первые церкви должны были существовать на основе радости, молитвы, долготерпения, мира, любви, смирения и Писаниях. Именно к такой жизни призывался, и призывается, крещеный во Христа. Это – учение о Боге и Сыне Его, учение о Царстве и проч., это – само благовестие Христово. Хотелось бы знать, отражает ли нашу веру наше благовестие, или же наше равнодушие и “ученость” затмевают всю духовность, к которой так тяготеет этот погруженный в грехи и самолюбование мир?

Сила истины

Людям было предложено настоящее прощение. Были и такие, как Савл из Тарса, которые, горячо желая чистоты, чувствовали, что идут против рожна своей собственной совести. Само собой, что и тогда, в первом столетии, существовали такие понятия как благодать, милость и прощение. Но они были абстрагированы от жизни. Благодать Божия, Его настоящее, ощутимое прощение и спасение, все эти понятия воплотились в Человеке Иисусе из Назарета, после чего, этот, реально существовавший Человек, Которого многие никогда не видели, дал начало и форму сообществу, носящему Его имя, которое и свидетельствует о Нем. В экклесии первого столетия благодать и спасение Божие стали притягательной силой среди обоюдной любви и внимания. Слово и в них стало плотью, как оно перед этим стало в их Господе. Нам также необходимо осознать, что каждый человек обладает совестью, которая так или иначе, но желает прощения. Человек может не хотеть присоединяться к кому-то, не хотеть по воскресеньям посещать церковь, не хотеть иметь ничего общего с любой религией, однако каждый из людей желает, и очень сильно, примириться с Богом. И мы можем помочь ему в этом. И пример, показанный нами, может служить гарантией этого. Если мы все время пребываем во гневе, ненависти и эгоизме, все наши удивительные теории о праведности Божией, не будут внушать никому никакого доверия. Если же мы живем со спокойной совестью пред Богом, то всем будет видно, что мы так живем только потому, что верим и понимаем единственную истину.

От первых благовестников исходило доверие к тому, что они действительно пребывают истине. Они поистине “знали истину” тем, что знали и жили в согласии с этим знанием, чего вполне было достаточно для спасения. В отличии от окружающих их философий и религий, они знали Кому они поверили. Они не блуждали в каких-то смутных надеждах. У них было то, что они могли предложить другим. Они благовествовали, опираясь на свою собственную надежду, свою уверенность и опыт, что сильно отличало их от всех остальных. Философы и учителя первого столетия мало придавали значения тому, стоят они в истине, или нет. Истина же была “не в слове только, но… и со многим удостоверением” (1Фес 1,5). Эта уверенность происходила не от догматизма и напыщенной самоуверенности (как и наша), которые происходят из неопределенности веры, учения, надежды и проч., во что, увы, так многие “верят”. Такая “вера” легко обнаруживается при прощупывании. Павел же говорил о том, насколько важно содержание настоящего Евангелия, и люди желали слушать его еще (Деян 13, 41). Проповедь истины включает в себя нечто особенное и неотразимо привлекательное. В первом столетии любое из языческих поклонений походило одно на другое, за исключением того, с чего начинался тот, или иной, культ”⁽¹⁾. Нам нужно показывать в жизни, что истина у нас, что больше нет таких, как мы людей ни на работе, ни на улице, ни дома, ибо у нас есть то, чего нет у них. Наш пример должен показывать, что не все пути ведут в одно место. Нам не нужно доказывать другим о преимуществах своей веры, ибо это должно быть очевидно всем окружающим нас. И при обращении других, их мнение об истине не будет основываться лишь на наших убеждениях в том, что мы правы, а все остальные нет. Ибо, так уж человек устроен, что большинство убеждается в чем-то лишь тогда, когда хочет в этом убедиться. А потому предмет убежденности должен быть привлекательным. Господь Иисус говорил, что Он Сам свидетельствует о Себе, и что свидетельство Его истинно. А то, что относится к Нему, относится и к нам.

В первом столетии не было недостатка в обращенных, ибо такие благовестники как Павел, испытывали такую горечь, такое сожаление о погибающих, что (по образу Моисея) хотели быть сами отлученными от Христа ради спасения Израиля. Они нисколько не стыдились, как некоторые из нас, уникальности своей веры. Они не просто давали хороший совет о том, как лучше читать Библию. Они ни от кого не скрывали, что хотят обращать людей к Богу. Да и сама идея “обращения”, как полного поворота на 180 градусов, была чужда первому столетию. Другие религии требовали от человека его присутствия на собраниях, каких-нибудь жертв, тогда как вера не имела у них столь большого значения. Как и сегодня многие конфессии и секты всего лишь много говорят о вере, которая им, по сути, не нужна и не важна. Единственно, что им нужно, чтобы вы посещали их собрания, поддерживая материально их церковь. Как вы живете, что вы думаете о других народах, было не важно в вере первого столетия. Сами высоты и глубины, сама серьезность призвания в истину настолько могущественно, что оно само изменяет прежнее мышление и жизнь человека. Требования благовестия, проповедуемого нами, настолько сильны, что уже принятие их заставляет по-настоящему разорвать с любым “темным” прошлым. Разница между церквами состоит не только в мелочах, не в том, что одна из них лучше, другая – хуже, отличаясь друг от друга лишь в том, что первая старается жить по этой истине, а другая по немного другой философии. Наши же строгие требования от людей, совсем не наши, ибо это требования Евангелия, которое мы благовествуем, которому необходимо подчиниться. Припоминаю, как я несколько раз объяснял молодому человеку смысл его крещения и, как следствие, его отношение к воинской службе. Или же как объяснял военному то, как ему будет нелегко оставить службу, или же придется отложить с крещением. И во всех случаях, чем больше я говорил о трудностях, чем больше я подчеркивал высокие моральные требования, которые влечет за собой вера в истину, тем настойчивее и тверже становились эти молодые ребята. Сама высота требований привлекала их к себе. Люди нуждаются в морали! И они понимают это. И подсознательно чувствуют, что, для того чтобы по-настоящему измениться к лучшему, нужна строгая, требовательная, Божественная дисциплина. То же самое верно и для первого столетия. Религии того времени, как и сегодня, не утверждали себя исключительно на какой-то одной личности, как то делают настоящие Христиане. Только Иисус был и есть наш Господь, Господин, Учитель и Наставник, наш – Деспот.

Примечание

(1) Henry Chadwick, The Early Church (Harmondsworth: Penguin, 1967) p. 25.